Исполняющий обязанности

Разумеется, я выходить из своего купе отказался. И дело не только в том, что решил проявить неуважение к латышскому национальному самосознанию (я вообще к сознаниям подобного рода отношусь с пониманием, сам такой), а потому что у меня с собой имелся почти чемодан важных бумаг. Помимо верительных грамот, тащил с собой документы, позволяющие мне (то есть, не мне лично, а еще не существующему посольству), помимо отстаивания интересов РСФСР, представлять во Франции еще и Украинскую и Белорусскую советские социалистические республики, а также Галицийскую народную республику. Отчего-то пока не дали подобных документов на Закавказскую федерацию, а о Дальневосточной республике в Совнаркоме даже не вспомнили. Про Финляндию вообще речь не шла. Финны — люди свободные, сами будут дипломатические отношения выстраивать. В восемнадцатом это у них получилось легко и свободно, так что опыт имеется.

А еще — а это мне показалось вдвойне любопытно, «старшие» товарищи сообщили, что прямо в Париж мне привезут документы из Крыма. Мол, коли правительство Слащева так до сих пор и не признали, то все равно Крымскую республику придется кому-то представлять за рубежом.

Словом — республикой больше, республикой меньше, терять-то мне уже нечего. Представлю. Обеспечу. И всех граждан бывшей империи защитю. Или защищу? В общем, обеспечу дипломатическую защиту. Но для начала мне придется защищать себя.

В принципе, я мог бы схватить чемодан, выйти на платформу и проделать несложную пробежку, но отчего-то уперся. Малость взбесило, что мне пытаются навязать традиции, которых у лимитрофа никогда не было. Какая традиция, если независимость Латвия обрела совсем недавно, да и то, благодаря немецким штыкам? Но как это нередко бывает, те государства, что получили самостоятельность в качестве подарка, а не завоевали ее в результате долголетней борьбы, еще ревностнее относятся к своим игрушкам.

Поначалу латыши делали вид, что не понимают по-русски, пришлось говорить с ними по-французски, отчего пограничники вспомнили язык империи.

— Я советский дипломат, — объяснял я. — Свои документы я вам предъявил, а мои права вам известны. Согласно Венской конвенции, личность и мое имущество неприкосновенна. Оснований для моего задержания у вас нет, потому что я не делал ничего противоправного. Если я не желаю покидать свой вагон, вы не имеете права меня заставлять.

А ведь знают же, что в купе едет полпред. У меня только что были таможенники, пытавшиеся осмотреть мое имущество, но узрев дипломатический паспорт и прочее, оставили мой багаж в покое.

— У нас-с ест прикас — с угрозой сказал старший из погранцов, отличающийся от подчиненных фуражкой — у рядовых они круглые, а у этого отчего-то конфедератка.

— У вас приказ, а у меня дипломатический иммунитет, — парировал я.

— Ффы далжны уфажать наш традиций, — гнул свое пограничник.

Я хотел сказать о том, что если традиция имеет от роду не больше месяца (в прошлый раз ничего подобного здесь не было!, то это не традиция, а самодурство, но сказал дипломатично:

— Я безмерно уважаю традиции Латышской республики…

— Латвийской республики, — поправил меня один из пограничников. Причем, сказал без акцента.

— Тем более — Латвийской республики, — не стал я спорить. — Так вот, если вы чтите собственные традиции, то просто обязаны уважать и обычаи других, тем более, если эти обычаи уже превратились в правовую норму. Но я не вижу, чтобы граждане республики уважали международное право. В данный момент это купе имеет статус экстерриториальности, а если вы меня попытаетесь выставить, то это равносильно нападению Латвии на РСФСР.

Латыш, говоривший по-русски без акцента остался меня охранять, а двое других ушли. Видимо, совещаться с начальством.

— Вам что, господин посол, сложно оторвать задницу и выйти на перрон? — спросил пограничник.

Слово посол было произнесено с иронией. Не иначе русский. Вступать в разговор с бывшим соотечественником, перешедшим на службу другого государства мне не хотелось, а тот продолжал гнуть свою линию.

— Латыши — ребята упертые. Если им дали приказ, то все пассажиры обязаны выйти. Сейчас придут, вас отсюда вынесут и плевать им на международное право. Думаете, Советы из-за этого нам войну объявят? Станете кричать о дипломатической неприкосновенности? Да вы здесь этим лишь насмешите, не более.

Эх, не хотел я разговаривать с перебежчиком, а придется. Войну из-за этого не объявят, но дело в другом.

— Если меня попытаются вытащить силой, я буду стрелять, — улыбнулся я. — И мне плевать, что вас больше и вы меня убьете.

Пограничник не испугался. Или не поверил в серьезность моих намерений.

— И зачем вам это?

— А затем, чтобы впредь (хотел сказать — ваши хозяева, но не стал, я же теперь дипломат!) государственные органы Латвии знали, что с советскими дипломатами шутки плохи, — пояснил я. — Не хочу создавать прецедент. А меня убьют, еще одного убьют, третьего, даже четвертого — Совнарком стерпит, а вот дальше, точно будет война. Вы не частные лица, а государственные служащие. Получается, Латвия убивает советских дипломатов?