С другой стороны, а что на самом деле реально?
Когда он там, где настоящее?
Ответа у Максима не было, и он занялся тем, что видел. Точнее – что увидел.
Рядом с настольной лампой появилась вырезанная из кости статуэтка всадника. Причем – совершенно неожиданно для прагматичного прадеда, – статуэтка фантастическая: конь был обыкновенным, а вот у наездника имелась дополнительная пара рук.
В угловом шкафу, рядом с которым располагался небольшой рабочий столик, вместо книг обнаружилось невероятное количество всевозможных склянок и мензурок, коробочек, футляров и мешочков: кожаных и тканых.
А висящий над креслом портрет Ленина чудесным образом обратился в дверцу старого, но внушительного сейфа.
– Я сплю? Или прадед подмешал в чай веселящую травку?
Критичный ум современного и вполне рационального, даже циничного молодого человека категорически отвергал абсурдную мысль о том, что все происходящее есть результат либо фантастических технологий, либо еще более фантастической магии, но она возвращалась с навязчивостью упрямого насекомого и жужжала: «А как ж-ж-же еще объяснить метаморфозы? Как? Как? Как?»
Максим допил чай – если в нем действительно есть галлюциноген, то лучше закончить прием как можно раньше, – поднялся, медленно прошелся по комнате и посмотрел на коробочки и мешочки. Почти все оказались подписаны, однако надписи на бирках молодого человека не порадовали:
«Толченая кость дебелого ящера». Не менее 98 %.
«Разрыв-трава». Не допускать попадания в воду.
«Глаза утопленника». Азиатск. расы.
«Глаза утопленника». Европеец.
«Пепел сколопендры». Обращаться только в перчатках.
По всему выходило, что пахнет в кабинете прадеда не инопланетными сверхтехнологиями, а древним колдовством. Или современным, но от того не делающимся менее волшебным.
– Ты действительно хранил тайну, Яков, да еще какую! – Открывать шкаф Макс благоразумно не стал – мало ли что? Вместо этого вернулся к столу и уставился на дверцу сейфа. – Пожалуй, ответы на мои вопросы ты хранил здесь…
Постоял, словно надеясь, что железная преграда исчезнет сама собой, зачем-то постучал по дверце костяшками пальцев, а затем – догадавшись, – взял со стола «Брегет» и, не закрывая, приложил его к металлу сейфа.
И присвистнул, увидев, как на глазах растаяло закрывавшее циферблат стекло.
«Надо крутить стрелки…»
Но в какую сторону? И как долго?
К счастью, издеваться над потомком Яков не стал: едва большая и маленькая стрелки сошлись на полуночи, внутри сейфа щелкнуло, Максим отодвинул «Брегет», осторожно повернул ручку, и тяжелая дверца открылась.
– Не сложнее, чем кроссворд решить, – довольно протянул молодой человек, заглядывая внутрь.
И вновь присвистнул.
Толстые стенки скрадывали значительную часть внутреннего пространства, поэтому объем сейфа оказался небольшим, сравнимым со стандартной микроволновкой, но вот его содержимое назвать стандартным язык не поворачивался.
Во-первых, здесь лежал пистолет – настоящий «Маузер К-96» в классической деревянной кобуре. Как тут же убедился Воронов – чистенький, ухоженный и готовый к бою.
– Ну, Яков, ты не перестаешь меня удивлять!
Рядом с «маузером» лежала коробка патронов, которую Макс немедленно вернул на место, толстенная, страниц на семьсот, рукописная тетрадь и свернутая в трубочку карта. Как выяснилось через минуту – весьма подробная карта Новосибирска, напечатанная в год рождения Максима. На карту Яков нанес множество непонятных отметок с цифрами вместо подписей, а с обратной стороны по углам и в центре листа были тушью изображены странные закорючки – иероглифы или руны.
– Неужели ты рассовал по городу древние сокровища?
Воронов отложил карту, наугад раскрыл тетрадь – ближе к концу, узнал твердый почерк прадеда и пробежал глазами по строчкам…
Закрыл тетрадь, вздохнул и понял, что не уйдет, пока не прочитает все.
Разнотравье бескрайних полей, прохлада перелесков, рябь волнующихся озер, плеск полноводных равнинных рек, вязкая грязь кочковатых болот и угрюмая, суровая, но щедрая зелень подступающей с севера тайги… А еще – сотни, тысячи километров железных путей, асфальтовых дорог, пыльных дорожек и тропинок, ведущих от поселения к поселению, от маленьких деревень к городкам.
И все – живое.
Бурлящее.
Переполненное энергией.
Той энергией, что понятна людям. Той, что известна нелюдям. И тем крохам, которых даже древние расы считают легендой. Или не заслуживающей внимания ерундой. Мелочью, неспособной дать серьезные результаты.
Но он сумел обратить их себе на пользу.
Аккуратно собирал крупицы, понимая, что от каждой зависит его жизнь. Обдуманно тратил, стараясь обходиться без энергии там, где это возможно, и копил с маниакальным упорством шаса. Копил и собирал, планируя возвращение.