Исполнитель

Сижу я, значит, у лестницы перила грызу, а перед глазами все еще мигает, как сигнал у "скорой"... И вдруг — бац! Вижу. Что вижу? Я бы объяснил, кабы смог. Вижу, как эта ихняя подлость устроена, и все. Знаешь, будто нитки у марионеток — за какую дергать... Нет, не так — проще еще... Ну, не объяснишь. Но что делать, знаю — ясно, как в фонаре. Главное, не остановишься уже, так и катит, того гляди, на хвост наедет. Ну, схватился я — и домой. И, понимаешь, всю дорогу иду — ухмыляюсь во весь рот, будто репу съел. Видать, нехорошая то было ухмылка — детвора во дворе сразу притихла... Да мне-то что — шмыг к себе, и за дело — инструмент, благо, под рукой, материал тоже кое-какой нашелся... В общем, соорудил я диво. Диво-выверт с названием "дергунец". Машина не машина — чучело из проволоки и пары костей. Но действовало безотказно.

Действовало как? Просто — подстережешь кого из шайки в тихом месте и покажешь шутки ради. Ну, сначала, как водится, рот до ушей: "Гы-гы-гы! Ты че, съехал, Кривой?" Я стою — жду. Он тоже. И вдруг сразу делается серьезный такой, смурной, словно вспомнил что-то — и мимо, мимо норовит, как бы и не замечает... Да только шалишь! Все, голубчик, попался, и отныне на роду тебе написано очутится вскорости в больнице с парой переломов, а то и с чем похуже. Почему? Потому что это вот чучело так врезается в память, что вроде бы и забыл ты его — ан нет, в самый неподходящий момент — улицу там перебегаешь или купаешься — вспомнится. Да не так, как умершая надысь пратетя — вздрогнул и плюнул. Нет, тут все остальное забудешь... Иногда одного неловкого движения достаточно, чтобы загреметь — а тут словно кто под локоть толкает. Глядишь, вот и поскользнулся перед самосвалом, или вынырнуть забыл; или рука дрогнула, что бревнышко держит центнера на два — и ты уже под ним грудой обломков. Один ли хрен, под самосвалом или под бревном...

Всех я их запомнил, голубков — как стояли на переменках кружком, зубы скалили; как издевались: "Что, Кривой, куклу завел? Может, и в штанишки прудишь, гы-гы-гы!.." И как все меньше их было. Первый погорел через три дня — поражение электротоком. Еще двое отравились какой-то химической бурдой — убей, не знаю, связано это с "дергунцом" или нет. А когда еще одного с переломом обеих ног увезли, оставшиеся попритихли. Только глазами зырк, зырк на меня, и в шепот. Почуяли. Вокруг тоже попритихли — что происходит, непонятно, но что-то происходит. И тоже — на меня. Хоть вообще на уроки не ходи...

Пришлось притвориться деревянным и терпеть. Недолго — через месяц ни одного в школе не осталось, и я зарыл "дергунца" на пустыре. Надеюсь, он уже сгнил... Может, конечно, кто и посейчас жив, только не верится — с этой пиявкой в мозгу... Нет, не верю. Жалко их не было. Вот жутко — это да! Иной раз спать не мог — все мучился... А черт его знает, как это называется — совесть или еще как. Сделанного не воротишь — это я точно знал.

В школе меня побаиваться стали — уважение оказывать. Некоторые в прихлебатели набивались, и, что самое противное — в ушко зашептали, сволочи! "Того-то, — шепчут, — и того-то ты... Это... можешь? Да он, паскуда такой, знаешь, что о тебе говорил! А слабо доказать?" и т. д. Что отвечать на такое — матерщиной разве... Вот еще причина, что в школе не задержался. Уже учителя коситься начали — слухи-то ходят...

А вот что два самых моих закадычных приятеля на мотоцикле перевернулись, это факт. Хорошо, живы остались... Но ко мне после этого — ни ногой, что один, что другой. И в школе обходили — незаметненько так... Не стал я выяснять — они молчат, ну и я... И без того на душе муторно. Проще всего — уйти. Ушел... Да только недалеко — вот он я, сижу, дышу воздухом. Пожинаю плоды. Что посеешь, то и пожнешь — народная мудрость, и нишкни перед ней. А из-за чего? Все из-за того же — только если после мздырей обошлось парой бессонных ночей, то ныне расплата малость покруче...