Исполнитель желаний

Панкрашин тоже положил ложку на стол.

– Да, сам голову ломаю… Ну, не мои, точно! Ну, сам подумай, Ефим Алексеевич, чего это я бы стал, в своем поселке пачкать? Да, и вообще, не занимается у меня никто такими делами! Если бы кто-то из моих, уж я бы знал… Городские сюда сунуться боятся… Знают – моя зона… На Калебута тоже не похоже. Не для него это дело. У профессора сейф-то какой? Жестянка, а не сейф! Его гвоздем открыть можно. Любой карась справится! А тут сам Колебут! Академик по сейфам! Он такие сейфы вскрывал, что нам с тобой и не снилось… Чего бы это он, ради такой жестянки из Москвы поехал? Какие такие деньги у профессора в сейфе могли быть? Пенсия его? Сбережения на похороны? Так всего этого Калебуту на один обед не хватит… Да, он за каждый заказ такие деньги берет, что хоть весь профессорский дом с обстановкой вынеси, все равно не хватит! Не он это сделал. – Пахом мотнул головой, будто отгоняя последние сомнения, и уверенно закончил: – Нет, не он! Может чужаки? Залетные какие?

«Конечно, ради двухсот долларов академик-медвежатник даже пальцем не шевельнет. – подумал Ефим. – Тут Пахом прав. Только вот деньги ли в профессорском сейфе искали… А, если там искали совсем другое… Такое, что ценнее любых денег? Тогда и самого Колебута из Москвы могли прислать…»

Обед они закончили в молчании и раздумьях. Каждый по своему поводу.

Когда майор Мимикьянов уходил, то из кухни выглянула Вера.

Ефим выразил свое восхищение борщом.

В ответ на его слова на круглом лице поварихи проступило по-детски искреннее удовольствие. Мимикьянов снова попытался и не смог представить себе Веру, совершающую преступление с ножом в руках. «Жизнь – то не математика!» – только и смог заметить он про себя.

Пахом проводил его до самой калитки.

– А с обидчиками твоими я разберусь… – сказал он на прощание.

– Не надо, – махнул рукой майор. – Ну, ошиблись ребята, перепутали, с каждым может случиться.

Идя вдоль тополиной стены, Ефим думал о том, что, похоже, старый Ворон за ужином говорил правду и ничего существенного не утаил.

Только вот от этого ситуация не становилась яснее. Напротив, она выглядела еще запутаннее. И тревожнее. 

16. Гадалка Марта

Пока Ефим ужинал с Вороном, сумерки стали гуще.

Сиреневый оттенок воздуха превратился в фиолетовый. Наступил тот странный час перед наступлением ночи, когда окружающий мир кажется готовой к спектаклю сценой. И невольно ждешь: вот-вот на ней начнется совсем другая жизнь, – совсем не похожая на ту, что знают все.

Мимикьянов посмотрел по сторонам.

Улица была пуста.

Лишь вдали двигалась два темных силуэта. Майор пригляделся. Оба прохожих оказались ему знакомы. По улице бесшумно перемещались Евгений Ювеналов и Толя Кукарцев. Подойдя к углу, они повернули и скрылись в проулке.

«Интересно, куда это они так резво побежали?» – спросил себя Мимикьянов.

Майор тронулся с места и быстрым шагом направился к проулку, где скрылась беспокойная парочка.

Он успел увидеть, как друзья сворачивают на параллельной улице вправо. Там улица заканчивалась, и находился только один дом. Принадлежал он гадалке Марте.

Марта занималась гаданием профессионально, то есть регулярно и за деньги. Правда, никакие налоги, – ни в местный, ни в федеральный бюджет, – она не платила.

Одно время окружная налоговая инспекция пыталась прижать ее за получение доходов от незаконной предпринимательской деятельности. Но в самых строгих инспекциях тоже работают женщины, желающие знать свое будущее. Слегка помогли и органы в лице майора Мимикьянова. Он рассчитывал на откровенность гражданки Арталетовой в части получаемой ей от клиенток конфиденциальной информации. Атаки на Марту прекратились. Майор в своих расчетах не ошибся.

Марта выросла в семье математика, преподававшего в местном классическом университете. С детства занималась хореографией. После окончания театральной студии ее взяли в Новосибирский театр оперы и балета. Начала танцевать сольные партии, но на репетиции получила непоправимую травму голеностопного сустава. Больше выходить на сцену она не могла.

Жизнь в балете закончилась, а никакой другой жизни Марта представить себе не могла. Ведь, кроме балетного станка и театрального зала никакой жизни у нее до тридцати лет и не было.

В состоянии черной депрессии, она решила закончить так несчастливо сложившуюся судьбу.

Поздним вечером Марта вышла на длинный автомобильный мост и, дойдя до его самой высокой точки, остановилась над черной бездной. Мост был пустынен: ни машин, ни пешеходов.

Всего-то ей оставалось – двумя движениями перебросить через высокое ограждение свое легкое и сильное тело балерины. И – все. Избавление от ставшей ненужной жизни. Но в это время с противоположной стороны моста через пустынную проезжую часть к ней стремительной зигзагообразной походкой устремился неизвестно откуда взявшийся пьяный тип.

– Вот тебя-то я и ищу! – обрадовано крикнул он, обдавая ее водочным запахом, и стал хватать за грудь и бедра. Марта стала обеими руками отталкивать его, но, несмотря на сильную степень опьянения, алкоголик был силен и прилипчив, как мазут.