Глаза Марты совсем утонули в мешочках припухлых век.
– Все некогда было. Я и сам соскучился. Вот и решил зайти, – сказал Ефим. – Как дочка? Пишет из Германии? Как ей там?
– Пи-и-ишет… с материнской гордостью пропела Марта. – В прошлую пятницу звонила… Так, все вроде у нее хорошо! Генку ее в какую-то новую фирму пригласили. Говорит, зарплату прибавили… Только скучно, говорит там. Никто ни с кем не разговаривает… В гости просто так не сходишь, заранее договариваться надо… А и придешь, поговорить не о чем… Угощают так, что у нас бы постыдились… Да и пища невкусная – химия одна! Они с Генкой общаются только с теми, кто из России приехал… Я и сама, когда в прошлом году к ним ездила, на все это насмотрелась! Говорят, это – культура!.. А, зачем она, такая культура, а?
Ефим сочувственно покивал головой и деловито осведомился:
– Смеситель больше не течет?
– Смеситель? Не-е-ет… А вы откуда про смеситель знаете? – настороженно взглянула на него Марта.
– Ясновидение, Марта Сергеевна!
– Ну! – удивилась она. – А-а-а! Поняла! Это вы Толю с Евгением Ивановичем встретили, да?
– Конечно! – кивнул он. – По всяким угадываниям, это вы, Марта Сергеевна, у нас специалист, а не я.
– А-а-а! Только бы вам над бабушкой Мартой шутить! А как что – сразу Марта Сергеевна, помоги!
Майор уловил щекочущий аромат тушеных овощей. Видимо, в кухне Марту ожидал ужин.
– Куда ж нам без вас, Марта Сергеевна! – сказал он. – Вот, допустим, узнала женщина, что у ее мужа любовница на стороне. Женщину, кстати, Людмилой зовут. К кому она пойдет? Не к врачу же! К вам, Марта Сергеевна. А вы ей всю правду и скажете, дескать, права ты, милая, в подозрениях своих. Есть у твоего мужа любовница, да не одна! И по доброте душевной научите, как ей быть. А как быть? А так: ходить веселой, горемыку несчастную из себя не строить, хочешь – не хочешь, а покоя мужу в постели ночью не давать. Особенно под утро. И все образуется.
Гадалка округлила глаза и откинулась на спинку стула.
– Да вы что это? Как это? Вы это что, микрофон мне в стенку воткнули, как в кино показывают? – подозрительно посмотрела она на Ефима.
– Да, нет. Я женщину-то эту знаю, что от вас сейчас вышла, – не стал морочить голову гадалке майор. – А советы такие любой умный человек дать может. Не бойтесь, Марта Сергеевна, нет у вас никакого микрофона! Трудитесь спокойно!
Марта облегченно вздохнула:
– Ну, Ефим Алексеевич! Напугали прямо! А я уж подумала – все! Опять за бабушку взялись! Снова налоги вытягивать будут, да страш-ш-шать, что без лицензии работаю!
– Не будут! – заверил Ефим. – Мы своих друзей в обиду не даем!
– Вот хорошо! Вот, спасибо вам! – встряхнула крашеной гривой гадалка.
– Но и вы мне, Марта Сергеевна, должны помочь… – профессионально начал подъезжать майор Мимикьянов.
– Да, отчего ж не помочь? Разве я когда отказывала? – развела пухлые ладошки Марта.
– Никогда. Так вот, Марта Сергеевна, как, по-вашему, в последнее время ничего такого… необычного в поселке не происходит, а?
Гадалка молчала.
В глаза не смотрела.
Майор ждал.
– Происходит или не происходит – не знаю… – наконец тихо произнесла она. – Я из дому-то редко теперь выхожу… А после Германии вон даже в магазин трудно ходить стало… Ноги не держат. Происходит или не происходит – не знаю. А скоро произойдет…
На майора как будто дунуло холодным сквознячком через наглухо закрытое окно.
– Что? Что произойдет? – услышав свое сердце, спросил он.
Гадалка вздохнула, поправила наброшенный на плечи большой шелковый платок и еще тише сказала:
– Смерть.
У майора по тыльной стороне ладони как будто пробежал муравей. Он посмотрел: никаких муравьев на руке не было.
– Чья смерть? – сердито проговорил майор. – Говорите толком, Марта Сергеевна!
– Того, кто придет, – не поднимая глаз, почти прошептала женщина.
– К кому придет? – начал терять терпение Мимикьянов.
– К вам придет…
Майор сцепил пальцы в замок и поставил на них подбородок.
– Марта Сергеевна, – процедил он, – это вам карты сказали?
– И карты…
– А еще кто?
– Дух.
– Марта Сергеевна! – сурово произнес он. – Вы меня с вашими клиентками не путаете? Если есть реальная информация, то говорите внятно и четко, а, если нет, то не надо мне голову морочить! А то ведь, я могу и рассердиться!
Гадалка всплеснула руками.
– Ой, да что вы, Ефим Алексеевич! Зачем сердиться? Не надо сердиться! Да, разве ж я стала бы вам голову морочить? Что я, добра не помню? Я просто сказать словами не могу. Чувствую, а сказать не могу. А карты что? Карты говорят, когда уже знаешь… Кто придет, не знаю. Зачем, не знаю. А только плохое случится. Очень плохое… Мне кажется, смерть случится! Больше ничего сказать не могу. Не сердитесь, Ефим Алексеевич, не знаю больше, хоть вот сейчас меня заарестовывайте!
– Ну, ладно, Марта Сергеевна! – примирительно сказал Ефим. – Ладно! И на этом спасибо.
– Может, поужинаете со мной, а, Ефим Алексеевич? Баклажанов тушеных! Как, Ефим Алексеевич? У меня и наливочка из красной смородины есть!