— Простите меня, — сказала Кирочка, поднимая на него свои огромные антрацитовые глаза с трогательно слипшимися ресницами, — я должна во всем признаться вам; я сама виновата в этих слезах, генерал; ведь если бы я не нарушила Кодекс и не привыкла бы к лейтенанту Бланш, трагически… — она замялась, — покинувшей нас, то мне не было бы сейчас так плохо…
Кирочка почувствовала, что её глаза снова наполняются слезами и остановилась. В памяти настырно воскресало неприятно холодящее впечатление о чешуе, жабрах, беспамятстве и уходе в море самого близкого ей человека…
— Кап… кап. кап… — сказал генерал, — меняю слезинки на звёздочки, — Кап. Кап…
— Да что вы, генерал, — воскликнул Крайст, — она вам сейчас на полковника тут наревёт!
Кирочка медленно повернула голову и нерешительно, осторожно улыбнулась. Точно человек, не умеющий кататься на коньках, у которого получилось проехать несколько метров и не упасть…
— Вот и славно, — генерал Росс положил свою большую тёплую руку на Кирино плечо, — я не разочарован в вас, вы прекрасно служите… А что касается Кодекса, то его нарушают все. Так или иначе. Не нарушать его возможно разве только если совсем не иметь сердца… И смысл Кодекса не в том, чтобы ни разу его не нарушить, а только в том, чтобы всегда чувствовать, когда его нарушаешь, и принимать свою боль без паники и отчаяния.
— Как же полковник Санта-Ремо, генерал? — тихо спросил Крайст, — ведь он действительно ничего не нарушал.
Генерал Росс не ответил, он быстро взглянул на Билла, и тот прочёл в его не по годам ясных и живых глазах нечто такое, после чего продолжать разговор о легендарном полковнике не стал.
— Мир так устроен, Кира, — продолжал генерал, — всю жизнь мы теряем, резко или постепенно, не так уж и важно, но мы теряем непрерывно и неизбежно, а иначе никак невозможно, ведь время не остановить и не заставить всё вокруг застыть в некотором совершенном идеальном положении, а если бы и можно было это осуществить, то не вышло бы, я думаю, ничего хорошего…
С каждым словом генерала Кирочке становилось всё легче и легче, точно большая добрая рука забирала по крупице её печаль и крепко-накрепко зажимала в кулаке, чтобы не выбралась снова, не разбередила…
Билл курил, смотрел на них, и за занавесью его спокойного взора стремительно проносились неуловимые неведомые никому кроме него самого мысли. Возможно, он думал о Санта-Ремо и о том, как мало он, лейтенант Крайст, соответствует этому блистательному образу идеального офицера.
— Вообще-то я пригласил вас, лейтенант Лунь, — генерал Росс внезапно сменил свой лирично задумчивый тон на деловой, — не философствовать. Принеси-ка, Билл.
Крайст тотчас исчез за узкой металлической дверью и вернулся спустя несколько минут. В руках у него была небольшая чёрная коробка.
— Открывай, — велел ему генерал.
Билл поднял крышку. На твердой пластиковой подложке в углубленным гнезде соответствующей формы лежал пистолет. По наличию на ручке небольшого реле, Кирочка сразу поняла, что это — генератор ОВЗ.
— Поздравляю вас с вручением личного оружия, лейтенант Лунь, — торжественно произнес генерал.
Ощутив в первый момент смутную, щемящую тревогу, она протянула руку.
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 1
Солнечным вечером ранней весны, уже четырнадцатой в жизни Эрна, в выходной, когда бульвары и скверы наполнились весёлым гомоном отдыхающих, они с приятелем Томми сидели на берегу пруда в городском парке, швыряя в воду мелкие камешки. Эрну нравилось, как утки, собравшиеся в кучку около каменного края водоема толпились, налезали друг на друга, пытаясь поймать размокшую булку, брошенную им какими-то детьми… Он посмеивался, прищуривался, целился и ловко запускал галькой в самый эпицентр этого птичьего базара, и когда утки с испуганным гвалтом вспархивали, словно гигантский фонтан брызг, озорник приходил в настоящий творческий экстаз.
— Вот это да! Ты видел, жирный, как я их? Аж перья посыпались, так засуетились! — хорохорился Эрн, взвешивая на тоненькой полудетской руке очередной снаряд.
Леденцовое солнце уже немного припекало, и мальчишки сидели в одних футболках, расстелив свои куртки на оживающем газоне.
Томми был беленький, полноватый мальчонка с гнусавым голоском и вечными соплями. Низко на носу у него висели маленькие круглые очки. Он тоже подбирал пухлой похожей на надутую латексную перчатку ручонкой гальку и пытался швырять в пруд. Разумеется, у него не выходило и в половину так изящно да метко, как у Эрна. Томми был стеснителен и нелеп, никто с ним не дружил. Потому-то он так доверчиво и беззаветно привязался к Эрну, который пожелал с ним общаться: пусть даже их дружба напоминала отношения между рабом и господином, Томми решил для себя, что это всё же лучше, чем одиночество. Он бросил, подражая приятелю, камень в воду, но тот упал сначала на каменный бортик пруда, а потом, отскочив от него, в воду на приличном расстоянии от уток.
Эрн залился весёлым смехом.
— Ну, сало, ты и снайпер! Учись!