Гафнер пришел, вернее, приковылял, опираясь на палку, ровно в девять, подсел к Карелу и сразу приступил к делу, ни словом не напомнив о своем вчерашнем предостережении. Первое задание Карелу — распространить революционные листовки, присланные из Лондона, где работает в эмиграции товарищ Мост, лидер немецких левых социалистов, издатель революционной газеты «Фрайхайт». Листовки сданы в камеру хранения Западного вокзала на Мариахильферштрассе. Квитанцию Гафнер даст Карелу перед уходом, и пусть Карел все время помнит о ней, пока не заберет пакет. Не исключено, что за Гафнером следили; он уйдет раньше Карела, а Карел минут через десять после него выйдет в заднюю дверь, которую ему откроет кельнерша Мицерль; она — наш человек. Если, несмотря на все эти предосторожности, его задержит полиция, надо тотчас, не мешкая ни секунды, проглотить квитанцию. За распространение листовок Моста дают семь лет, суд квалифицирует это не просто как распространение запрещенных печатных изданий, за что полагается несколько месяцев, а считает распространителя листовок ответственным за их содержание, как бы автором их, а это уже государственное преступление. Вокзалы, особенно Западный, кишат шпиками, поэтому нежелательно, чтобы Карел получал пакет лично, — лучше отправить за ним посыльного, которому ничто не грозит, если даже его схватят, потому что содержимое пакета ему неизвестно. Карел может спокойно доверить ему квитанцию и поручить принести пакет сюда, в кафе «Шмаус-Ваберль». Ждать посыльного надо у окна; если Карел увидит, что посыльный идет не один, а с кем-то, все равно с полицейским или штатским, значит, дело провалено и надо быстро покинуть кафе и через черный ход скрыться в Зонненфельсгассе; разумеется, быстро — не значит поспешно, потому что не исключено, что и Зонненфельсгассе будет блокирована полицейскими, и, если Карел будет явно торопиться или, не дай бог, побежит, его задержат и устроят очную ставку с посыльным. Интересно, вчера, когда он вышел из редакции, следил ли за ним шпик?
Карел с гордостью кивнул.
— И вы от него отделались?
— Отделался. Удрал. Побежал за трамваем и вскочил на ходу.
— Ошибка, — сказал Гафнер. — От полиции, по возможности, не следует убегать, потому что этим вы привлекаете к себе внимание всей улицы. Когда за вами в другой раз будет слежка, старайтесь скрыться незаметно, лучше всего через проходной двор. Для этого хорошенько изучите Вену.
Далее, с листовками Карел пусть поступит по своему усмотрению: можно вывесить их на воротах и на углах, где клеят объявления, — чем заметнее, оживленнее место, тем лучше, — или можно раздать их. Совершенно необходимо найти товарища, который будет для Карела «заслоном», то есть будет караулить, нет ли опасности, а в свою очередь то же самое будет делать для него Карел. Если Карел не найдет такого товарища или не будет уверен в его надежности, — не надо и начинать. Листовки нужно или развесить все, или выбросить остаток, дома нельзя держать ни одной. Все эти правила осторожности, которых он, Гафнер, так настойчиво требует, быть может, покажутся Карелу чрезмерными; к сожалению, они не только не чрезмерны, а, наоборот, недостаточны. Это все.
Гафнер допил кофе, заплатил и, прощаясь с Карелом, сунул ему в руку сложенную квитанцию.
Дома Карел, хмуря лоб, внимательно несколько раз перечитал маленькую, тонкую бумажку, которую ему удалось счастливо вынести из кафе. На бланке Западного вокзала типографским способом был отпечатан номер — 80638, — и чернильным карандашом вписан предмет, сданный на хранение: «1 пакет». Этот документ начисто вытеснил из его головы мысли об Анке, об ее мелькающих икрах, о кнедликах, которые она сварит для него уже завтра, причем, несомненно, будет думать о нем. Жуткий призрак тюрьмы, из которой его так недавно выпустили и которая снова грозила ему, преследовал его всю ночь, он словно запутывался в петлях цифр «80638», он снился сам себе в арестантской одежде, с номером 80638 — и утром встал разбитый, усталый. Готовя завтрак на спиртовке, он услышал за дверью тихие, осторожные шаги. Карел поспешно сунул квитанцию в рот, чтобы, в случае чего, проглотить, но, слава богу, это был только квартирохозяин Фекете: крякнув, он нагнулся и сунул под дверь записку, в которой говорилось, что к нему, Фекете, неожиданно приезжает брат из провинции и потому он просит господина Пецольда освободить комнату.
В полдень Анка, согласно уговору, принесла вместо одной кастрюльки две и, заняв свою позицию на козлах, принялась внимательно следить за тем, как Карел ест; задетая его хмурым видом, она спросила:
— Это что же, значит, не угодила пану?
Карел ответил, что дело не в еде, а вот неприятности у него с жильем, хозяин выселяет.
— Эка беда, — отозвалась Анка. — Вашим бы хозяином пушку зарядить да выстрелить, и то мало, но с чего бы ему выставлять такого жильца, такого теленка, который ему по четыре гульдена отваливает — вот что я хотела б знать!
Карел ответил, что хозяину, видно, не по нраву газета, которую он, Карел, выписал, то есть «Дельницке листы».