Испорченная кровь (ЛП)

и

роботизировано.

Стараюсь отвернуться, но он держит моё лицо

так, что я не могу двигаться. Мне не нравится быть

так близко к нему. Айзек начинает просачиваться в

мои поры. От этого у меня всё покалывает.

— Я плачу, но ничего не чувствую, — уверяю

его.

Он сжимает губы в тонкую линию и кивает.

— Да, знаю. От этого мне ещё больнее.

После того как мы разобрались с иллюстрацией

Ф. Кэли, я провела инвентаризацию всего, что было в

доме. Мы могли что-то упустить. Я бы предпочла,

чтобы у меня была ручка и бумага, но в нашей

единственной «Бик» ( Прим. р е д . : « Бик» , или

« Компания Бик» — компания, расположенная во

Франции,

занимающаяся

производством

одноразовых предметов — шариковых ручек, бритв,

зажигалок) давно закончились чернила... так что я

должна положиться на свою хорошую память.

По всему дому разбросаны шестьдесят три книги. Я

взяла каждую, пролистала страницы, коснулась чисел

в правом верхнем углу. Начала читать две из них —

классиков, которых уже читала — но не могла

заставить себя сосредоточиться. У меня двадцать три

лёгких цветастых свитера, шесть пар джинсов, шесть

пар треников, двенадцать пар носков, восемнадцать

рубашек, двенадцать пар штанов для йоги. Одна пара

дождевых сапог — размер Айзека. На стенах ещё

шесть репродукций, кроме Ф. Кэли; все они

украинского иллюзиониста Олега Шупляка ( Прим.

р е д . : Иллюзионизм (франц. illusionnisme, от лат.

illusio — обман, насмешка) имитация видимого мира

в

произведениях

изобразительного

искусства,

создание

впечатления

реально

существующих

предметов и пространства) . В гостиной «Воробьи»

— одно из его безобидных произведений. По всему

дому

развешаны

размытые

лица

известных

исторических деятелей, почти неотделимым образом

смешанные с пейзажами. Та, что на чердаке,

беспокоит меня больше всего. Я пыталась вырвать её

из стены ножом для масла, но она так прочно

закреплена, что у меня не получается сдвинуть

картину с места. На ней человек в капюшоне,

который держит в вытянутых руках две косы. Его рот

и глаза – зияющие, тёмные, пустые дыры. Сначала вы

видите жуткую пустоту — грядущее насилие. Но

когда ваши глаза приспосабливаются, в поле зрения

появляется череп: тёмные зеницы глаз между косами,

зубы, которые всего секунду назад были рисунком на

ткани. Мой похититель повесил смерть в моей

спальне.

Осознание

этого

вызывает

тошноту.

Остальные репродукции, разбросанные по всему

дому, включают в себя: «Гитлер и дракон», «Фрейд и

озеро», «Дарвин под мостом с таинственной фигурой

в плаще». Моя наименее любимая — «Зима», на

которой по заснеженной деревне е д е т человек,

оседлав яка… и два глаза холодно смотрят на меня.

Это ощущается как послание.

Когда я сосчитала всё в своём шкафу и шкафу

Айзека, то начала считать вещи на кухне. Отмечаю

цвета мебели и стен. Не знаю, что ищу, но мне нужно

как-то занять свой мозг. Когда мне больше нечего

считать, я говорю с Айзеком. Он готовит для нас

кофе, как делал и раньше, и мы сидим за столом.

— Почему ты хотел улететь на красном

велосипеде?

Он поднимает брови. Айзек не привык к

вопросам от меня.

— Я ничего не знаю о тебе, — говорю я.

— Ты никогда этого не хотела.

Это

жалит.

И

немного

соответствует

действительности. Я преуспела в « держись от меня

подальше» имидже.

— Действительно так.

Считаю кухонные шкафы. Я забыла это сделать.

— Почему? — он вращает чашку с кофе по

кругу и поднимает её ко рту. Прежде, чем сделать

глоток, мужчина снова опускает чашку.

Я пользуюсь моментом, чтобы подумать.

— Просто я такая.

— Потому что ты предпочла быть такой?

— Разговор должен был быть о тебе.

Он, наконец, делает глоток кофе, после чего

толкает кружку по столу в моём направлении. Я уже

допила свой. Это предложение мира.

— Мой папа был пьяницей. Он издевался над

матерью. Не очень уникальная история, — Айзек

пожимает плечами. — Как насчёт тебя?

Я

раздумываю, стоит

ли применить мои

обычные трюки: избежание и отступление, но решаю

удивить его. Всё становится скучным, всегда одно и

тоже.

— Мама ушла, прежде чем я вступила в период

полового созревания. Она была писателем. Сказала,

что папа высасывает из неё жизнь, но я думаю, что

это сделала жизнь в пригороде. После того как она

ушла, мой отец слегка сошёл с ума.

Я делаю глоток кофе Айзека, избегая его

взгляда.

— Как именно сошёл с ума?

Я сжимаю губы.

—

Правила.

Много

правил. Отец

стал

эмоционально нестабильным.

Допиваю его кофе, и он встаёт, чтобы достать

виски. Айзек наливает каждому из нас по стопке.