Испорченная кровь (ЛП)

Он настолько большой в

окружности, что там достаточно места для нас обоих,

чтобы расположиться с нашими паззлами на тысячу

штук. Айзек ставит между нами две кружки кофе,

прежде чем начать.

— Нам нужны правила, — объявляет он. Я

скольжу рукой по кружке и просовываю палец в

ручку.

— Какие, например?

— Не используй со мной этот тон.

Когда я улыбаюсь , моё лицо ощущается

натянутым. Улыбка не такая, как мой маниакальный

смех в первый день, когда мы проснулись здесь, и,

вероятно, впервые, когда мо ё

лицо вытягивается

вверх.

— Самые ленивые мышцы в твоём теле, —

заявляет Айзек, когда видит её. Он скользит в своё

кресло. — Не думаю, что когда-либо видел твою

улыбку. Вообще.

Я ощущаю себя неловко, чувствуя её на своём

лице, поэтому прячу улыбку, отпивая кофе.

— Не правда. — Но я знаю, что это так.

— Хорошо, правила, — говорит он. — Мы

будем выпивать каждые полчаса.

— Алкоголь?

Айзек кивает.

— НЕТ! — протестую я. — Мы никогда не

сможем всё сделать, если будем пьяны!

— Он уравняет наши силы на поле боя, —

отвечает мужчина. — Не думай, что я не знаю о

твоей любви к паззлам.

— О чём ты говоришь? — кончиком пальца я

передвигаю кусочек своего паззла по столу. Вывожу

им восьмёрки — большие, затем маленькие. Откуда

Айзек мог знать что-то вроде этого?

Стараюсь вспомнить, были ли паззлы в моём

доме, когда...

— Я читал твою книгу, — говорит он.

Я краснею. О да.

— Это был просто персонаж...

— Нет, — отвечает он, наблюдая за движением

моего паззла. — Это была ты.

Я смотрю на него из-под ресниц. У меня нет сил,

чтобы спорить, и не уверена, что, в любом случае, у

меня есть убедительные аргументы. « Виновата», —

думаю я. — « Рассказала слишком много правды ».

Когда я думаю, о том, как мы пили в прошлый раз,

мой желудок скручивает. Если у меня будет

похмелье, я буду спать большую часть следующего

дня и буду слишком больна, чтобы есть. Это

сэкономит пищу и убьёт, по крайней мере,

двенадцать скучных часов.

— Согласна, — говорю я. — Давай сделаем это.

Я поднимаю паззл под своим пальцем. Могу

начать с ног в ярких штанах и крошечного бульдога

на красном поводке. Кладу его обратно, беру другой,

кручу его между пальцами. Я обеспокоена тем, что

он сказал, но также только что нашла Уолдо. Кладу

его на хранение под кружку с кофе.

— Я художник, Сенна. И знаю, каково это,

вложить себя в то, что создаёшь.

— О чём ты? — я притворяюсь непонимающей.

Айзек уже собрал небольшой угол. Я слежу за

его рукой, путешествующей над кусочками паззла,

п ок а мужчина не выбирает один. У него хорошая

фора. Он собрал около двадцати частей. Я пока

подожду.

— Перестань, — произносит он. — Сегодня мы

развлекаемся и откровенничаем.

Я вздыхаю.

— Откровенничать не весело. И потом, я была

более откровенной в этой книге, чем в любой другой.

Айзек добавляет ещё один кусочек к своему

растущему континенту.

— Я знаю.

Позволяю слюне скопиться во рту, пока её не

становится

достаточно

много,

чтобы

реально

захлебнуться, затем проглатываю вс ё сразу. Он читал

мои книги. Я должна была знать. Сейчас у него уже

тридцать частей. Провожу пальцами по столу.

— Не знаю эту твою сторону, — говорю я. —

Художник. — Собираю больше слюны. Бурлю ею,

проталкиваю между зубами. Глотаю.

Он ухмыляется.

— Доктор Астерхольдер. Вот кого ты знаешь.

Разговор жалит туда, где болит. Я вспоминаю

вещи и ночь, когда он снял рубашку и показал, что

было написано на его коже. Как странно горели глаза

мужчины. Это был мой беглый взгляд в кроличью

нору. Другой Айзек, как и другая мать в «Коралине»

(Прим. пер.: страна кошмаров, героиня мультфильма

ужасов про похищенных детей). У него тридцать три

кусочка. Он довольно хорош.

— Может быть, поэтому ты здесь, — добавляет

Айзек, не поднимая глаз. — Потому что была

откровенной.

Я немного подождала, прежде чем говорю:

— Что ты имеешь в виду?

Пятьдесят.

— Я видел шумиху вокруг книги. Помню, что

ходил по больнице и видел людей, читающих её в

залах

ожидания. Даже видел как-то женщину,

чи т а ющую книгу в продуктовом магазине. Она

одновременно толкала тележку и читала, будто не

могла оторваться. Я гордился тобой.

Не знаю, что чувствую по поводу того, что он

гордится мной. Мужчина меня едва знает. Ощущается

как снисхождение, но это не так. На самом деле

Айзек не снисходительный парень. Он в равной

степени скромный и немного стеснительный, чтобы

получать похвалы. Я видела его в больнице. Как

только кто-нибудь начинал говорить хорошие вещи о

нём, доктор отводил взгляд и искал пути для бегства.

Айзек в любую секунду готов убежать без оглядки.

Шестьдесят два кусочка.

— Так как это привело меня сюда?

— Тридцать минут, — объявляет он.

— Что?