Испорченная кровь

Через несколько дней меня отвозят в полицейский участок на заднем сидении патрульной машины. Она воняет плесенью и потом. На мне одежда, которую мне выдали в больнице: джинсы, уродливый коричневый свитер и зелёные кеды. Медсестры пытались причесать мои волосы, но, в конце концов, сдались. Я попросила ножницы и отрезала запутавшийся клок. Теперь волосы едва касаются моей шеи. Я выгляжу глупо, но кого это волнует? Меня на год заперли в доме, я питалась кофейной гущей и старалась не умереть от переохлаждения.

Когда мы приезжаем в полицейский участок, они сажают меня в комнату, передо мной стоит чашка кофе, а рядом лежит рогалик. Ко мне заходят два детектива и пытаются принять моё заявление.

— Не раньше, чем я поговорю с Сапфирой, — отвечаю им.

Не знаю, почему для меня так важно сначала поговорить с ней. Может, я думаю, что они меня обманут и будут удерживать подальше от неё. Но, наконец, один из детективов, высокий, от которого несёт сигаретным дымом, и который слишком мягко выговаривает букву «с», ведёт меня за руку в комнату, где они её держат. Мужчина говорит, что его зовут детектив Гаррисон. И он ведёт это дело. Интересно, сталкивался ли он когда-либо с таким случаем, как этот.

— Десять минут, — говорит он. Я киваю. Жду, пока мужчина закроет дверь, потом смотрю на неё. Она взъерошена. Её губы не накрашены тёмно-красной помадой, волосы не собраны в низкий хвост. Женщина сидит, облокотившись на стол, руки сложила перед собой. Это её типичная поза психолога.

— Что случилось, Сапфира? Вы выглядите так, будто ваш эксперимент не удался.

Она не удивлена видеть меня. На самом деле, женщина выглядит совершенно спокойной. Она знала, что её поймают. Хотела этого. Наверное, даже планировала. На миг разум покидает меня. Я забываю, зачем сюда пришла. Я подхожу к стулу напротив неё. Он скрипит по полу, когда я его выдвигаю.

Моё сердце колотится. Всё не так, как я себе представляла. Её лицо расплывается у меня перед глазами. Я слышу крики. Нет. Это моё воображение. Мы находимся в тихой комнате, окрашенной в белый цвет, сидим за металлическим столом. Единственный звук, который нас окружает — это тишина, и мы сидим, созерцая друг друга, так почему же мне хочется поднять руки и закрыть свои уши?

— Сапфира, — выдыхаю я. Она улыбается мне. Улыбкой дракона. — Почему ты это сделала?

— Сенна Ррричардс. Великий авторрр бестселлеррров, — мурлычет она, наклоняется вперёд и опирается на локти. — Ты не прррипоминаешь Вествик.

Вествик.

— О чём ты говоришь?

— Ты была госпитализирована, моя дорррогая. Три года назад. В психиатрическую клинику Вествик.

Мою кожу покалывает.

— Это ложь.

— Действительно ли?

У меня пересыхает во рту. Язык прилипает к нёбу. Я стараюсь пошевелить им во рту, дотронуться до внутренней стороны щеки, но он прилип, прилип, прилип.

— У тебя был психотический срррыв. Та пыталась покончить с собой.

— Этого не может быть, — шепчу ей. Я люблю смерть. Думаю об этом всё время, но на самом деле далека от самоубийства.

— Ты позвонила мне из своего дома в тррри часа ночи. Ты несла бррред. Ты морррила себя голодом. Не давала себе заснуть с помощью таблеток. Когда они нашли тебя, ты не спала уже девять дней подряд. Ты подверррглась галлюцинациям, паранойе и провалам в памяти.

«Это не самоубийство», — думаю я. Но уже не так уверена. Я убираю руки со стола и прячу их между бёдрами.

— Ты говорррила одно и тоже, одно и тоже, когда они доставили тебя. Прррипоминаешь?

Из меня вырывается странный звук.

Если я спрошу, о чём говорила, то это станет признанием, что я ей верю. А я не верю.

Кроме того, я всё ещё слышу крик в своей голове.

— Розовый Гиппо, — продолжает она.

Моё горло сдавливает. Крики становятся громче. Я хочу закрыть уши руками, чтобы подавить звук.

— Нет, — говорю я.

— Да, Сенна. Именно так.

— Нет! — я ударяю кулаком по столу. Глаза Сапфиры округляются. — Я говорила Зиппо.

И тут простирается тишина. Всепоглощающая, пугающая тишина. Я понимаю, что схватила наживку.

Уголки её рта приподнимаются.

— Ах, да, — щебечет она. — Зиппо, через «З». Моя ошибка.

Я как будто только что очнулась ото сна, не хорошего, просто сна, который скрывал позабытую реальность. Я не волнуюсь, не паникую. Такое ощущение, будто я проснулась после долгого сна. Хочу встать и размять мышцы. Я снова слышу крики, но теперь они относятся к памяти. Я в запертой комнате. Я не пытаюсь выйти. Я не забочусь о выходе. Я просто свернулась на металлической кровати и кричала. Они не могут заставить меня остановиться. Я кричала в течение нескольких часов. И прекращала только тогда, когда они усыпляли меня, но как только действие наркотика заканчивается, я снова кричала.