Испорченные дети

Не обращая внимания на трамонтану, на поздний час, я присела на краю мола, чтобы видеть, как уходит все дальше и дальше их катерок. Легкая, отнюдь не грозная зыбь, чуть покачивала суденышко. То и дело я теряла из виду белый и зеленый огонек, а красный огонек все время моргал. Расплывавшиеся, светящиеся точечки на гребне мрака - вот и все, что осталось мне от моих гостей. Они возвращались на материк, в тот странный мир, о котором они напрасно старались напомнить мне. Я знала, что они ограничатся этой попыткой и что их примеру никто не последует. Возможно даже, по молчаливому сговору тетя Луиза и Валентин сохранят в тайне свою совместную вылазку.

Самые разнообразные мысли закружились у меня в голове, как бывает после встречи, вновь приоткрывшей врата воспоминаний, откуда хлынули давно забытые ароматы. Передо мной возникали картины и застывали в неподвижности среди черного ветра. Я перебирала их в памяти, совсем так, как при разлуке с Нью-Йорком. Два этих мгновения перекликались. Но сейчас другие, а не я, уплыли по морю, а я осталась здесь, в гавани, давшей мне приют. И внезапно меня охватило восхищение перед быстротечностью столь несхожих событий - не прошло и года, а круг уже замыкался.

Четыре моих родича увозили с собой на катере Агнессу-девочку, окончательно освободиться от которой мне помогли лишь сами события. Ибо, возможно, если окинуть взглядом всю мою историю с начала и до конца, в моем лице выжила Агнесса тех лет, когда вырабатываются наши наиболее несомненные наследственные черты; возможно, я была лишь взрослым ребенком того ребенка.

Они увозили с собой также мою мать, ту, что в течение долгих лет твердила мне: "Боже, какая же ты дурнушка, бедная моя девочка" - и повторяла таким же категорическим тоном, что у меня "несносный характер". Чему я, пожалуй, даже верила, пока в один прекрасный день какая-то дама, пришедшая к маме с визитом, не сказала ей, а я случайно оказалась поблизости: "У вас очаровательная дочка; она будет прехорошенькая"; и вплоть до того дня, когда school-girls из Беркли, а потом Норман не заявили мне, что они удивляются моему умению ладить со всеми, хотя родом я француженка... "Дурнушка", "несносный характер"... Кто может сказать, какое пагубное воздействие оказали на девочку эти слова, которые слишком часто повторялись в ее присутствии, которые она воспринимала слишком легко ранимой душой и которые двадцать, сто раз приходили ей впоследствии на память, все более я более отягчаемые зловещим смыслом, горечью, ядом...

Они увозили с собой мою мать, чьи загадки перестали быть загадками в свете моих загадок, мою мать - тоже жертву своей собственной матери, жившую полусиротой среди сводных братьев и сестер от первого брака. Мою мать, вышедшую замуж не по любви, мать, брезгливо сжимавшуюся от прикосновений мужа, которому она сумела дать почувствовать свою холодность, дабы сильнее его унизить и больнее покарать. Мою мать, которая возненавидела меня не потому, что я "дурнушка" и у меня "несносный характер", а потому, что я, ее дочь, находилась в таких же условиях, как некогда и она сама, и должна была поэтому претерпеть те же самые муки, какие выпали на ее долю... Моя доля - твоя доля! Разве в этом не было своей логики справедливости?

Во всяком случае, это было в порядке вещей. Моя мать принадлежала к тому сонму матерей, которые отыгрываются на своих дочерях, а те в свою очередь отыгрываются на своих. Только этим и можно объяснить, что в тех семьях, где авторитет матери стоит слишком высоко, держатся самые устарелые взгляды и самые отсталые представления. Каким чудом удалось мне избежать этой закономерности? Бесспорно, прежде всего благодаря простейшей магии любви. Но если вот уже в течение двух месяцев не было никакого риска, что я продолжу эту традицию, то не являлось ли причиной этого также и то, произвела я на свет сына, а не дочь?

Огни моторки скрылись из виду. Они исчезли вдали, а может быть, слились с мигающими огоньками порта. Нить оборвалась. Я вновь становилась островитянкой и останусь ею навсегда. Этот островок, этот мол, где я сидела сейчас, представлял собою отныне символ всея моей жизни. Я чувствовала его, если так можно выразиться, всей спиной, как некую первобытную стихию, в состав которой входит почва и растительность, и те три километра, что отделяют мол от моего дома, и самый дом, и детская, которую я там устроила, и маленькое существо, которое спало в детской. Я поднялась. Мне не терпелось вернуться к себе. Спектакль окончился.

* * *

Он не окончился. Или, вернее, начался новый, которому суждено было длиться и который длятся и по сей день. Содержание его - это та ошибка, которую я допустила, решив, что я полностью освободилась. На самом же деле я повторила промах троянцев: я впустила врага в крепость и заперла его там. Я поверила, что ушла от буссарделевщины. Но на острове было двое Буссарделей: я и мой сын.