И фокус этот удался. Ибо никто не собирался вообще женить Ксавье, его хотели женить именно на Анне-Мари Мортье. А когда дело сорвалось, несчастный сирота вновь стал для нашей семьи балластом. Не так-то легко будет подыскать ему столь же выгодную партию, особенно такую, которая стоила бы трех миллионов. А без этого куша на какую, в сущности, партию мог претендовать Ксавье? Вера в его будущее угасла. Решили, впрочем, что он не так уж горел желанием вступить в брак, что было справедливо; и, дабы оправдать его ссылку на юг, наши вдруг нашли, что он с трудом привыкает к Парижу - впрочем, после его десятилетнего пребывания в Швейцарии это тоже соответствовало истине.
Юноше мог вполне полюбиться мыс Байю, со временем он там обживется; сам Ксавье с обычной его покорностью заранее рисовал себе прелести этого пустынного уголка; он решил собственноручно разводить ромашку и левкои, вести там простую жизнь и дружить с местными рыбаками.
Наконец он уехал. Дом моих родителей избавился от его присутствия. Моральная пыль, поднятая его появлением и недолго поплясавшая в огромных покоях особняка, улеглась, снова осела на вещах я людях, снова заволокла мое существование.
Скоро мне стало казаться, что Ксавье вообще не приезжал. И то, как я перенесла его отъезд, и его отсутствие, легкость, с какой я продолжала без него жить обычной своей жизнью, должны были убедить меня, показать мне, что, я вовсе не начала его любить; впрочем, мне и без того это было ясно.
И вопреки всем моим рассуждениям, всей моей неприязни, вечному моему бунту это показало мне также, до какой степени среди Буссарделей я чувствовала себя дома.
5. БРАК
На время вытесненная моим кузеном Ксавье из поля зрения родных, я вновь стала предметом их неусыпного внимания. Им вечно требовалось какое-нибудь занятие семейно-династического характера, но только одно в каждый данный момент. На повестку дня было вновь поставлено мое дело: я чувствовала, что за мной исподтишка наблюдают; при моем появлении немедленно прекращались разговоры. Тетя Эмма, неспособная сдерживаться, не раз выдавала себя своими колкостями, за которыми я чувствовала вечную заботу о судьбе нашего клана.
Но я не боролась с ними оружием хитрости. Игра меня не особенно забавляла. Возможно, я уже вдосталь надышалась воздухом родного дома и лучше понимала теперь страхи семьи перед неподходящим моим замужеством; а возможно, ловкий маневр, который загубил их проект женитьбы Ксавье на крошке Мортье, потребовал от меня чрезмерных усилий, и по сравнению с ними различные мелкие перепалки казались мне пресными.
Возможно, наконец, что, оставив Буссарделей в дураках в одном туре хотя они даже не подозревали о моем участии в этом деле, - я сочла себя вполне удовлетворенной и сейчас лишь снисходительно забавлялась их интригами. Я предоставила побежденным размахивать оружием для собственного их удовольствия.
Поэтому я отнюдь не старалась натолкнуть их на мысль, как в первые дни моего возвращения под отчий кров, будто я вышла в Америке замуж. Столь еще свежий в моей памяти призрак Нормана уже не требовал от меня никаких оборонительных действий. Я уже объяснилась с этой тенью, которая довольно давно не беспокоила меня.
Таким образом, семья вскоре перестала, видимо, тревожиться на мой счет. Мое спокойствие - выезжала я редко, потому что, говоря откровенно, обленилась - их приободрило. Проходили недели; и с каждым днем становилась все неправдоподобнее гипотеза, будто непокорная дочь ждет столько времени, чтобы представить родителям своего мужа-янки. Тревога, столь жгучая поначалу, улеглась. И я сама способствовала этому.
Вместо того чтобы огрызаться на замечания тети Эммы, что я не преминула бы сделать еще месяц тому назад, теперь я только улыбнулась, когда она заявила мне особенно громогласно:
- Вот ты, кисанька, никак не могла расстаться с Новым Светом, а, однако, по всему видно, что там у тебя не так уж много друзей! Никто тебе оттуда не пишет! Вовсе я не слежу за твоей перепиской, я просто заметила, что ты совсем не даришь своим племянникам и племянницам американских марок.
В этом замечании, равно как в более завуалированных, но и более действенных атаках мамы, равно как в охотничьих рассказах дяди Теодора, равно как в усталом молчании отца и неясном бормотании бабуси, я уже не различала больше ни смысла, ни преднамеренности; это были обычные припевы, под звуки которых я выросла и которые я узнавала вновь, - просто это было животное урчание, издаваемое нашей разновидностью, родимое наше мурлыканье.
1
Однако некоему событию суждено было мобилизовать и сосредоточить способности нашей семьи к единению и родственному вниманию. Одному из тех событий, благодаря которым вдруг исчезают эгоизм, зависть, взаимное недовольство. Все переменилось.