Испорченный

— Где-то заливает свое разбитое сердце, наверное, с «Грязным мартини» в руке. Она так и не смогла оправиться от этого. Когда он отослал нас подальше, я сказал себе, что это была его потеря. Но потеря оказалась и нашей. Я потерял ту теплую, сострадательную женщину, которая слишком оптимистично верила в свое собственное благо. Ту, которая говорила мне, что в один прекрасный день, когда вырасту, я стану кинозвездой и женюсь на самой красивой женщине в мире, и подарю ей полдюжины внуков. Я потерял ее, а она потеряла себя. Она потеряла свой смысл жизни.

Элли касается ладонью моей щеки и смотрит на меня так, словно может видеть сквозь мой невозмутимый внешний вид. Будто реально видит разбитого меня, склеенного с помощью лжи и обмана.

Я пытаюсь изобразить подобие улыбки и убираю ее руку.

— Не переживай за меня. Не стоит.

— Но, должно быть, тебе одиноко.

— Как я могу быть одиноким? — ухмыляюсь я. — Я постоянно окружен красивыми женщинами и очень эффективным, если не властным, персоналом.

— Это не то же самое, Джастис. Каждому кто-то нужен.

— Мне — нет.

— Нужен. Каждому из нас.

Я сжимаю ее крепче, притягиваю так близко, что мои губы задевают ее.

— Тогда, кто нужен тебе, Элли?

Ее удивленные глаза проходятся по моему лицу, той части, которая так близко. Она открывает рот, чтобы ответить, но не говорит ни слова. И я понимаю, что не хочу слышать ответ. Я не хочу слышать, что ей нужен кто-то еще, кроме меня. Мои пальцы накручивают ее спутанные волосы, и я целую ее, несмотря на свои страхи. Я целую ее так, что она просто, пробуя мой вкус, может понять, как сильно я хочу ее, как сильно в ней нуждаюсь. Хотя это намного больше, чем в состоянии выдержать мое сердце, я целую этого ангела и чувствую, как каждая жизненно важная часть меня втаптывается в пыль.

Каждый поцелуй это прощание. И все они из категории смертельных для вашей жизни.

19. Извержение

— Боже мой, не могу поверить, что я это делаю. Джастис, я не могу… не могу.

Я отрываю глаза от ботинок «Феррагамо», которые надеваю на ноги, и, хмурясь, смотрю вверх на рыжеволосую богиню, стоящую предо мной.

— Элли, все не так плохо, как кажется.

— Как ты можешь быть в этом уверен? Я никогда не делала ничего подобного. Никогда! Боже мой, меня тошнит.

Я чувствую, как приходит паника.

— Подожди... что именно ты имеешь в виду?

— Да это же позор! — отвечает она, разводя руками. — Я чувствовала, что должна вернуться в свой номер прошлой ночью. Сейчас мне совсем не нужны черные круги под глазами и прическа «только что из постели». Аргх!

Я встаю, чтобы заключить ее в свои объятия, и прикасаюсь губами к ее милым маленьким пухлым губкам.

— Во-первых, ты красивая. И еще слишком рано, никто даже не увидит тебя. И, нет, тебе не следовало уходить. Ты хотела остаться со мной так же сильно, как и я.

— Ты прав, я хотела остаться, — выражение ее лица смягчается, она опирается лбом на мою грудь. — Это так тяжело. Почему все так сложно?

Я целую ее в макушку.

— Потому что так должно быть. Потому что вещи, похожие на эти, мучают нас, проверяя, согнемся ли мы или сломаемся. Ты просто должна понять, стоит ли оно того.

Она смотрит на меня, и каждый темный угол в моем сердце наполняется слепящим светом.

— Знаешь, когда это все началось, я чувствовала себя виноватой, и какая-то часть по-прежнему продолжает винить саму себя. И я испытываю отвращение к себе за чувство полного опустошения, потому что знаю, что это не может продлиться долго, — она закрывает глаза и качает головой. Когда она поднимает глаза на меня, эти лазурные радужки тонут в слезах. — И я стараюсь не думать об этом. Я пытаюсь просто наслаждаться тем малым временем, что у нас есть. Но, черт возьми, это так больно, Джастис. Это тяжело, потому что я уже согнулась и сломалась. И я ничего не могу сделать, чтобы исправить это положение. Я знаю, у меня никогда не будет снова того, что есть у нас сейчас. И, о, господи... оно того стоит. Ты того стоишь. Ради тебя я сломаюсь с радостью.

Каждая эмоция внутри меня борется за то, чтобы вырваться наружу, и я открываю и закрываю свой пересохший рот, подавляя желание выплеснуть их. Вот они мы, две одинокие, сломанные души, погрязшие в своих собственных желаниях. Я родился в том мире, в котором она живет, и все, что мне хочется сделать, это увести ее оттуда. Украсть ее ото всех, кого она любит и знает, и тех, кто страстно желает ее улыбку и нежное сердце. Но я не могу этого озвучить. Не могу сказать, как сильно болит сердце от мысли, что она оставит меня. Я не могу описать ей, насколько сильно она изменила мужчину, которым я был, и что я сломлен уже сейчас и продолжаю разрушаться дальше.

— И я тоже.

Элли улыбается. И целая жизнь, полная одиночества и боли, распадается от яркости ее улыбки. Так что я улыбаюсь в ответ, потому что любое время, проведенное с ней, будь то день или час, того стоит.

— Жаль, что я не познакомилась с тобой, прежде чем... прежде чем ты уехал из Нью-Йорка. Жаль, что я не встретилась с тобой раньше. Но опять же, это было бы не столь важно. Я бы все равно нашла тебя.

— Почему ты так говоришь?