Что-то внутри меня меняется, и красная, горячая ярость разливается по моим венам. Потребность причинить боль тому, кто сделал это с Эйденом, захлестывает меня как непреодолимое желание.
Эйден ничего не говорит, он просто моет мне волосы шампунем. Его пальцы скользят по моей голове, массируя ее. Я откидываю голову назад и удовлетворенно вздыхаю.
– Эйден, – на этот раз я говорю более четко. – Твой отец…
– Джонатан Кинг не склонен к насилию. – В его голосе слышится сарказм. – Он подаст на тебя в суд за клевету, если услышит, что ты несешь такую чушь.
– Тогда кто это?
– Не твое дело.
– Что ж, я делаю это своим делом.
– Ты еще не готова.
– А ты рискни.
– Если я расскажу тебе, тебе придется рассказать мне все в ответ. И я имею в виду абсолютно все, Эльза. Включая твои кошмары. Если ты готова обнажить передо мной свою душу, тогда начни первой, сладкая.
Я крепко сжимаю губы. Ужас пробирает меня до костей при мысли о моих кошмарах и моем детстве. Мне даже не нравится думать об этом, не говоря уже о том, чтобы рассказывать.
Мне не терпится узнать о его шрамах, но не до такой степени, чтобы трогать свои собственные.
– Именно так я и думал. – Он льет воду мне на волосы.
Я закрываю глаза, когда вода и шампунь каскадом стекают по моему лицу.
Ему так легко удалось заставить меня замолчать.
Его контраргумент достаточно справедлив. Ты говоришь, я говорю. Но я все равно не могу перестать дуться.
Будь проклят Эйден Кинг.
Мы проводим несколько минут в молчании, пока он заканчивает ополаскивать мои волосы.
– Почему ты не сказала мне, что девственница? – небрежно спрашивает он.
Я открываю рот, пораженная резкой сменой темы.
– Я не говорила тебе обратного.
– Вот как?
– Да. Ты сам это предположил.
Я задираю голову, чтобы видеть его лучше, но он хватает меня за шею и заставляет смотреть вперед.
– Почему ты была девственницей?
– Э-э… что это за вопрос вообще?
Он осторожно убирает пряди волос с моей шеи. Его руки ложатся мне на плечи.
– Достаточно простой. Почему ты так долго ждала?
Но я не говорю ему этого, иначе он подумал бы, что он тот самый человек.
Я приподнимаю плечо.
– В этом нет ничего особенного.
– Ты знаешь… – Его тон небрежен, но подтекст – нет. – Между нами не будет доверия, если ты продолжишь мне лгать.
Я запрокидываю голову, чтобы взглянуть на него.
– Доверия? Ты думаешь, я когда-нибудь смогу тебе доверять?
Его губы сжимаются в тонкую линию, но он улыбается.
– Почему нет?
– Я не знаю, Эйден. Может быть, это связано с тем фактом, что ты нацелился на меня, когда увидел в первый раз. Или что моя жизнь два года была сущим адом из-за тебя? Выбирай сам.
Одна из его рук обхватывает мой затылок, словно для того, чтобы удержать меня на месте.
– Тогда почему ты отдала мне свою девственность?
– Ты меня привлекаешь, – шепчу я. – Несмотря на то что я ненавижу это, меня к тебе тянет, но это не отменяет того, что ты делал последние два года. Ты продолжаешь давить на меня. Не похоже, что у меня есть выбор, испытывать ли к тебе влечение.
– Это то, чего ты хочешь? Иметь выбор?
– Какое это имеет значение? Ты всегда получаешь то, что хочешь, – я фыркаю. – Даже когда ты даешь мне выбор, в конечном итоге это играет в твою пользу.
Эйден ненадолго задумывается. Пугающе, молчаливо задумывается.
– Я понял.
Он опускает руки.
Странный холодок пробегает у меня по спине, несмотря на теплую воду.
Бесстрастное лицо Эйдена – последнее, что я вижу, прежде чем он выходит за дверь.
Глава 31
В понедельник дядя, тетя и я завтракаем вместе, когда я произношу:
– Я хочу встретиться с доктором Ханом.
Две пары глаз отрываются от своих дел. Дядя делает паузу, переставая потягивать утренний кофе и читать со своего планшета. Тетя перестает упаковывать мой ланч, ее руки, сжимающие контейнер, дрожат.
– Тебе снова снятся кошмары? Что ты видела? – ее тон почти истеричен.
– Прекрати, Блэр. – Дядя оставляет свой кофе и планшет на столе и поднимается на ноги. Я поворачиваюсь к нему лицом, а он обнимает меня за плечи и говорит холодным голосом: – Ты в порядке, тыковка? Почему ты не позвонила нам, когда тебе снились кошмары?
Я не могу не заметить разницу в реакции тети и дяди. Ее глаза бегают, и она продолжает открывать и закрывать контейнер, как будто не контролирует то, что делает. Всякий раз, когда всплывала тема моих кошмаров, тетя никогда не спрашивала меня, все ли со мной в порядке. Ее первым вопросом всегда было: «Что ты видела?»
Дядя, с другой стороны, всегда спрашивал, все ли у меня в порядке.
Это странно.
Во всем остальном тетя заботится о моем благополучии больше, чем дядя. Она ведет себя как нацистка, пытаясь убедиться, что я правильно питаюсь.
Может быть, она не думает, что мое психическое состояние является частью моего здоровья.
В любом случае я не в настроении говорить о субботнем приступе.
Я улыбаюсь и очень надеюсь, что ложь звучит убедительно.
– Дело не в кошмарах. Я просто хочу поговорить о стрессе, связанном с экзаменами.
Плечи тети опускаются, и она перестает открывать и закрывать контейнер.
Дядя хмурит брови.