Испорченный король

– Я же говорила тебе, что не помню своей жизни до пожара. Единственные родители, которых я помню, – это тетя Блэр и дядя Джексон.

На его лице появляется задумчивое выражение. Оно исчезает так быстро, что я бы его и не заметила, если бы не наблюдала за ним так пристально.

– Я понял.

– Хреново иметь родителей-трудоголиков.

Он приподнимает плечо.

– Не совсем. Джонатан может быть трудоголиком сколько угодно. Я все равно уезжаю в колледж.

Я пережевываю салат, прежде чем заговорить.

– Ты собираешься профессионально заниматься футболом?

Он смеется, и это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышала.

– Ты действительно думаешь, что Джонатан Кинг позволит своему единственному сыну стать футболистом?

– Но он позволил твоему кузену.

– При условии, что он одновременно учится в университете.

– Оу.

– Мне нравится футбол, но он никогда не был моей конечной целью. Это короткая карьера, и она незначительна в общей схеме вещей. Джонатан и я согласны с этим.

Я возвращаюсь к ковырянию в своей еде.

– Тогда какие у тебя планы относительно колледжа?

– Оксфорд. – Кажется, ему скучно.

Моя вилка застывает на тарелке. Невидимые руки сжимают мою грудь. Почему знание того, что мы будем на разных концах страны, причиняет такую боль?

Я заставляю себя улыбнуться.

– Ух ты. Тебе действительно нужно усердно потрудиться для этого.

– Как ты думаешь, почему я остаюсь в первых пяти процентах? – Он подмигивает.

Иногда я забываю, что он один из лучших студентов в КЭШ.

– Твой отец перекидывается парой слов с учителями?

– Моему отцу не нужно ничем перекидываться. Они бы сделали это сами. – Он отхлебывает колу. – Впрочем, мне не нужен толчок. Я могу получить баллы.

– Правда? – мой голос звучит так же подозрительно, как я себя чувствую. – Я не видела, чтобы ты занимался даже во время выпускных экзаменов.

Он хихикает, в глазах поблескивает озорство.

– Ты меня сталкеришь.

– Я просто говорю, что те, кто входит в первую десятку, больше заботятся о своих оценках, чем ты.

– Это потому, что вы, ребята, работаете усерднее, вместо того чтобы работать умнее. Что тебе даст рабская работа ради оценок?

– Я не знаю, – издеваюсь я. – Хорошие университеты?

– И что потом? Элитную работу. Дорогой дом в элитном районе. Немецкий автомобиль. Жену. Детей. Сплошное клише. Что после?

Кажется, ему наскучил весь этот список, но, с другой стороны, почему бы и нет? С самого своего рождения он уже знает, что у него будет все это, не прилагая никаких усилий. Ему было суждено стать наследником.

Кто-то другой, возможно, и почувствовал бы это давление, но Эйден – полная противоположность. Он живет ради испытаний, поэтому все намеченное будущее, должно быть, выглядит таким унылым в его глазах.

– Если бы все зависело от тебя, что бы ты сделал? – я спрашиваю.

Он резко поднимает голову, как будто его застали врасплох, затем ухмыляется.

– Похитил тебя в свою пещеру.

– Я серьезно. – Я ударяю его по ноге под столом и делаю глоток воды, чтобы смочить пересохшее горло.

– Я тоже серьезно. Ты – единственное, что разрывает бесконечный порочный круг.

Я захлебываюсь водой, и она забрызгивает стол и мою куртку.

Эйден смеется и протягивает мне салфетку.

– Господи.

Вместо того чтобы отдать мне салфетку, он протягивает руку и вытирает мои щеки и вокруг рта, пока я смотрю на него.

Где-то на середине салфетка выскальзывает, и он проводит пальцами по моим щекам. Затем он опускает их на мою нижнюю губу, проводя по ней кончиками пальцев, в то время как его пылающий взгляд пожирает мой рот.

Каждый удар моего ноющего сердца подобен удару молнии. Мои бедра сжимаются в тщетной попытке прогнать пульсацию.

– Эйден…

– Да, сладкая? – Его внимание не отрывается от моих губ.

– Мы на публике. – Мой шепот едва слышен из-за неровного биения моего сердца.

– Я даже не целую тебя, – говорит он слегка хрипловатым тоном. – Я всего лишь невинно вытираю воду.

Да, точно.

Я пытаюсь контролировать свое дыхание, но безуспешно.

– В тебе нет ничего невинного.

– Но в тебе так много невинности, сладкая. – Он наклоняется, чтобы прошептать горячие, знойные слова. – И у меня возникает искушение запятнать тебя.

Это должно было напугать меня, и, возможно, так бы и было несколько недель назад, но сейчас я могу только чувствовать, что падаю сильнее и быстрее, чем кто-либо. Мои соски напрягаются, и я так рада, что куртка униформы достаточно толстая, чтобы скрыть мою реакцию на него и его слова.

Что-то мелькает сбоку от меня. Я поворачиваю голову к окну, но там никого нет, кроме мужчины, который все еще читает свою книгу и потягивает кофе.

– Что? – Эйден берет меня двумя пальцами за подбородок и поворачивает лицом к себе.

– Клянусь, кто-то только что наблюдал за нами.

– Я бы их увидел. Снаружи никого нет.

– Должно быть, у меня разыгралось воображение. – Я встаю, все еще пытаясь побороть пульсацию между бедер. – Я отойду.

Я ухожу, прежде чем Эйден посадит меня к себе на колени или сделает что-нибудь еще более безумное.

В пустой уборной я снимаю куртку и кладу ее под сушилку для рук.

Не проходит и минуты, как дверь в туалет со щелчком открывается.

Я чувствую его раньше, чем вижу.