Испорченный союз (ЛП)

Пот смешивается с каплями воды, все еще прилипающими к моей коже, когда я беру ее так сильно, как только осмеливаюсь.

Синяки и заживающие порезы на ее теле — постоянное напоминание о том, через что ей пришлось пройти, и я никогда не прощу себе, если сделаю хоть один из них еще хуже.

С каждым толчком с моих волос капает холодная вода и брызгает ей на живот, заставляя вздрагивать и подталкивая ее ближе к разрядке, которая уже совсем рядом.

— Твоя киска становится все туже, детка. Ты сейчас кончишь на мой член?

— Да, пожалуйста. Пожалуйста.

— Ты так хорошо умоляешь, Сирена. Такая хорошая маленькая шлюшка для меня.

— Нико, — кричит она, хватаясь за оба моих предплечья и впиваясь ногтями в мою кожу, пока она бьется о край.

— БЛЯДЬ, — прорычал я, когда укус боли вместе с ее безумной киской заставили меня упасть вместе с ней.

Как только я прихожу в себя, я чувствую себя самым дерьмовым человеком на свете.

Брианна лежит передо мной с моим членом, все еще находящимся внутри нее, и рыдает в свои ладони.

— Блядь, детка. Прости меня. Я не должен был…

Раскрывая объятия, она жестом просит меня притянуть ее к себе, и я без колебаний делаю это.

Она снова рыдает, пока не теряет сознание. Я чувствую себя полным кретином.

Я думал, что помогаю ей получить то, о чем она просит, но не могу отделаться от ощущения, что только что все испортил.

Господи. Вся эта история с парнем — гребаное минное поле.

Конечно, при условии, что я действительно ее парень. Мы, возможно, давали обещания и даже произносили слово на букву «Л», но мы не давали точного названия этой вещи между нами.

Бойфренд.

Это слово вертится у меня в голове, пока Брианна спит, прижавшись к моей груди.

Несмотря на то, что предыдущие девятнадцать лет своей жизни я избегал этого слова как чумы, по какой-то причине обязательства быть ее парнем кажутся мне недостаточными.

Хотя я не уверен, что чего-то будет достаточно, когда речь идет о моей сирене.

***

— Прости, я испугалась. — Ее мягкий голос заставил меня проснуться.

— Все в порядке. Мне не стоило…

— Нет, стоило. Мне… мне это было нужно. Мне нужно было вспомнить, кто я и кому принадлежу. Мне нужно было услышать от тебя эти слова, чтобы прогнать его.

Она не поднимает голову от моей груди и вообще не двигается, когда признается мне в этом.

— Он называл меня своей. Говорил, что я его шлюха. Но это не так. — Я крепче сжимаю ее талию, борясь с желанием сказать что-нибудь и просто дать ей выговориться. — Я ему не принадлежу. Я твоя.

«Да, блядь, моя», хотелось крикнуть мне.

— Не знаю, как я раньше этого не замечала. Но с этим человеком что-то очень, очень не так. Например, психически. У него странная мания власти. Видел бы ты, как он контролировал мою мать одним лишь взглядом. Это было чертовски странно.

Я никак не реагирую на ее признание о том, что ее мать была там, и могу только предположить, что она догадалась, что я уже знаю, поэтому я держу рот на замке.

— Но у нее были эти моменты. Всего несколько минут, когда она, казалось, видела все ясно и пыталась помочь. Мне неприятно это признавать, но именно благодаря ей мне удалось сбежать. Из-за нее он никогда…

Она прерывается, позволяя своим невысказанным словам повиснуть в воздухе вокруг нас.

Я ненавижу быть благодарным этой суке. Все, что я знал о ней до этого момента, это то, что она была самой дерьмовой матерью в мире. Я хочу сказать, что уже слишком поздно, но если то, что говорит Брианна, правда, то я обязан ей всем.

— Я разбила стакан о его голову. Я попыталась убежать, но он пришел в себя быстрее, чем я ожидала, и прижал меня к полу.

— Он собирался… изнасиловать меня, но она… она ударила его чем-то. Осколком стекла, наверное, и оттащила его от меня.

— Не оглядываясь, я просто повернулась и побежала. Неужели это делает меня самым эгоистичным человеком на свете, раз я оставила ее там вот так?

— Нет, детка. Это делает тебя человеком. Ты ничего ей не должна, — говорю я, наконец нарушая молчание.

Она кивает, прижимаясь к моей груди, в то время как на моей коже появляется влага.

— Было странно снова увидеть ее, — тихо признается она. — С одной стороны, как будто и не прошло времени. А с другой стороны, все было по-другому.

— Она была… чиста?

— Я… — Она глубоко вдыхает. — Она что-то принимала, но я понятия не имею, по своей воле или по принуждению.

— Господи, — бормочу я, проводя кончиками пальцев вверх и вниз по ее руке, прослеживая край повязки каждый раз, когда прохожу мимо нее.

— Она не выглядела здоровой, но я видела ее и в худшем состоянии. — Она делает паузу, обдумывая свой следующий вопрос, и когда он звучит, я не удивлен. — Что с ней случилось?

— Мы нашли ее в целости и сохранности. Мы надеемся, что она сможет дать нам ответы на некоторые вопросы.

— А если я захочу ее увидеть?

— Тогда все, что тебе нужно сделать, — это попросить.

Она кивает, но не дает мне понять, хочет она этого или нет. Честно говоря, все может обернуться в любую сторону.

— Нико? — внезапно спрашивает она, заставляя мое сердце учащенно забиться.

— Да, детка.

— Ты знаешь, кто мой отец?

— Нет, Сирена. Не знаю. А ты?