Исповедь

Когда томилась я от жажды,
Ты воду претворил в вино, —
Но чудо, бывшее однажды,
Опять свершить нам не дано.

Твое вино не опьяняло,
Но горечь мук таилась в нем,
И цвет его был цвет опала —
Ты напоил меня огнем!

1909

«В очаге под грудой пепла…»

В очаге под грудой пепла
Пляшут огоньки…
Ты от горьких слез ослепла,
Дыма и тоски.

За окном холодной кухни
Плачет серый лес…
Пламя синее, не тухни!
Близок час чудес!

Старой феи, доброй крестной,
Вечна ворожба —
Разгадается несносной
Жизни злой судьба.

В замке снова блещут залы, —
Принц вернется вновь!
Губы — красные кораллы,
А в глазах — любовь.

Этой ночью — все надежды
Ты сожги дотла!
Утром — рваные одежды,
В очаге — зола…

Вместо белых коней — мыши,
Мокрый, серый лес…
Но сейчас — не надо, тише!
Близок час чудес!

1909

«Крест на белом перекрестке…»

Крест на белом перекрестке
               Сказочных дорог…
Рассыпает иней блестки
               У Христовых ног.

Смотрит ласково Распятый
               На сугроб, где белый пан
Лижет, грустный и лохматый,
               Язвы Божьих ран.

1909

«Тихо звезды горят. Все уснуло в снегу…»

Тихо звезды горят. Все уснуло в снегу.
Спят деревья в одежде блестящей,
В этот вечер тебя я забыть не могу
И полна я тоскою щемящей.

Не осталося грез, мне создавших весну,
Они вместе с тобою далеко,
Ты ушла, меня в горе оставив одну,
Но в душе к тебе нету упрека.

Только сердце мне давит, как камень, печаль,
И давно я тоскою томима,
Мне весны устаревшей мучительно жаль,
Жаль мне счастья, прошедшего мимо.

И в окно заглянул бледный луч серебра,
Спят деревья в блестящем уборе…
Позови же меня, дорогая сестра,
Мне одной непосильное горе.

«Она ступает без усилья…»

Она ступает без усилья,
Она неслышна, как гроза,
У ней серебряные крылья
И темно-серые глаза.

Ее любовь неотвратима,
В ее касаньях свежесть сна,
И, проходя с другими мимо,
Меня отметила она.

Не преступлю и не забуду.
Я буду неотступно ждать,
Чтоб смерти, радостному чуду,
Цветы сладчайшие отдать.

Г. ФОН ГЮНТЕРУ

Дымом в сердце расстелется ладан,
и вручили мне обруча два.
Ах, пока я жива
               будет ли запрет их мной разгадан.

Обручем одним из двух старинным
я сковала левой кисть руки.
Темные венки
               суждены избранным, но безвинным.

Обруч мой серебряный, зловещий, —
мой второй, запретный — дам ему…
Скоро ли пойму,
               был ли ему слышан голос вещий.

Близок ли тот день, когда мы снова
наши обручи звено в звено замкнем.
И когда огнем
               напишу я радостное слово.

Петербург, 1909.

«Увеличились у Лили шансы…»