Исповедь

Он забежал к отцу, пообедал с ним вместе и еще некоторое время слонялся по комнате, не находя себе места. Хорошо хоть отец не пристает с расспросами, деликатничает. Наверно, нужно что-нибудь предпринять, все равно он не может сидеть просто так, сложив руки. Это решение обрадовало его. Он тут же подошел к телефону и набрал номер Василия…

* * *

В отличие от Санникова у Ларисы было совсем немного времени, чтобы осмыслить то, что произошло вчера. Спала она сладко, как в детстве, проснулась счастливая и, кажется, даже с глупой улыбкой. Открыла глаза и увидела рядом Костю. Таких потрясений она в жизни никогда не испытывала! Сердце в ее груди ходило ходуном от макушки до пяток, но, как отнестись к событиям вчерашнего вечера, не подсказывало.

Лариса осторожно выбралась из постели и заперлась в ванной. Щеки ее полыхали, она сгорала от стыда. Ничего не оставалось, как включить холодный душ, чтобы активизировать работу мысли. Душ помог, на пятой минуте возникла первая с утра мысль: «Вот это да!» Вторая и третья были ей под стать, и толку от них было мало. Лариса покрылась гусиной кожей и добавила теплую воду. Тут же посыпались вопросы: как это могло случиться, что теперь будет и, наконец, что же делать? Вопросы приходили одни, без ответов, и уходили тоже одни.

Одевшись, Лариса посмотрела на спящего Костю и разом вдруг успокоилась. На губах спящего играла почти детская улыбка. Таким она его еще не видела. Лариса тоже улыбнулась. Завтракала она не торопясь. Случилось то, что случилось. И она не испытывает от этого ничего, кроме необыкновенной легкости и желания улыбаться. Да, она любит другого человека. Но от этого вчера она готова была лезть на стенку. Да, Костю она не любит. У нее и времени-то не было, чтобы полюбить его. Но с ним так легко, что кажется, вот-вот перестанешь касаться земли и будешь порхать как бабочка.

Лариса вспомнила Марину, пытающуюся вчера испепелить ее взглядом. Наверняка — она не просто однокурсница Кости, иначе реагировала бы по-другому. Встреча с Ларисой явно стала для нее сюрпризом. Что все это значит? Это значит, что Костя Санников — человек легкомысленный и возможно даже — бабник. Тем более при его яркой внешности вряд ли у него были когда-то проблемы с женщинами, и совсем маловероятно, чтобы он до тридцати лет мечтал о такой девушке, как Лариса.

«Ну и пусть!» — сказала она себе. Пусть он бабник. Как врач она могла констатировать: такие бабники женщинам необходимы как воздух. Особенно тем, кто погибает от своей такой серьезной и такой тяжеловесной любви. Спасибо им.

Перед уходом она разбудила его, а потом еще долго по дороге на работу вспоминала то выражение смятения, которое было написано на его лице. Выглядел он так же, как и она, когда проснулась. Может быть, он никакой не бабник, а так, странствующий рыцарь? В любом случае, он подействовал на нее как аспирин на высокую температуру. В жизнь возвращался смысл.

Нет, конечно, смыслом ни в коем случае не был Костя. Было бы смешно и по-детски наивно рассчитывать на серьезность их отношений. Но, тем не менее, смысл жизни возвращался и присутствовал теперь во всем: в том, что она толкается в душном метро, в том, что через полчаса сядет в машину и поедет по вызовам, в том, что вечером вернется домой голодная как волк и съест пару бутербродов с кефиром, пока варятся пельмени. Она не могла бы определить этот смысл одним точным словом, но знала теперь наверняка: жить — это здорово!

— Белова!

Лариса едва успела скинуть плащ, как на нее налетела старшая медсестра.

— Быстро в машину. Тахикардия. Семьдесят пять лет. Десять минут назад вызывали, а у меня все кончились.

Сегодня дежурила Люба. И обычно, встретившись с ней утром, Лариса сразу же падала духом: если Люба, значит, денек будет не то чтобы жарким, а таким, что не продохнуть. Любу недолюбливали все. Даже сложили про нее песенку: «Беленький халатик, ленточка в косе. Кто не любит Любочку? А не любят все!» Она, похоже, тоже всех врачей терпеть не могла, но к Ларисе проявляла особое нерасположение с самого первого дня.

— Еду, — спокойно ответила ей Лариса, улыбнулась, подхватила чемоданчик и пошла к машине.

Люба остолбенело пробормотала ей вслед:

— Чё это ты какая-то странная сегодня, Белова…

А дальше Лариса погрузилась в привычный сумасшедший ритм рабочего дня. Думать о Косте было некогда, думать приходилось о других людях, о тех, кто нуждался в ее помощи. Но ей и не было нужды думать о нем: ощущение его присутствия не покидало ее весь день. Это было чувство легкой эйфории, парения.

Выезжая на первый вызов, она скрестила пальцы в кармане халата: загадала, что сегодня со всеми ее пациентами все будет прекрасно.

* * *