Исповедь

Я жалею и не жалею о том, что произошло той ночью. Наверное, так должно было быть. Наверное, именно моя ошибка спасла тогда Игорю жизнь…

А мне испоганила. Впрочем… глядя на все это с перспективы сегодняшнего дня, может, оно и к лучшему».

Телефон опять зазвонил вовремя, как будто чуял, что на сегодня я закончил. Я опустил крышку ноутбука и с удивлением посмотрел на стоявший на столике чай. И когда Игорь только принес? Уже успел остыть. Сам Игорь лежал на диване, свернувшись клубком, а Аврора сидела у его бока, посматривая на меня злыми, поблескивающими в полумраке глазками. Мол, не лезь, цапну.

Лезть я и не собирался. Я поднял трубку, услышал уже выученное наизусть, пьяное и едва слышное:

– Забери меня.

– Откуда тебя забрать?

– Бар на площади.

И вновь раздраженные гудки. Повесил трубку.

– Ты дурак, – сонно сказал Игорь. – На черта он тебе, если у тебя есть я?

Я выключил компьютер. Подойдя к дивану, посмотрел с грустью на Игоря, погладил его светлые волосы, и, поцеловав в лоб, спокойно ответил на удивленный взгляд:

– Может, проблема в том, что и тебя у меня нет? И никогда не было?

А потом встал и направился к выходу.

«Забери меня». Четвертый вечер подряд, Саша, ты заливаешь свой страх  или свое горе, я уж и не знаю, в баре у площади. Четвертый вечер подряд  звонишь мне ночью и пьяно просишь забрать. Почему мне звонишь? И почему  я, как осел, послушно отвожу тебя в общежитие, сую вахтерше купюру,  чтобы пропустила, тащу тебя на второй этаж.

В коридоре мелькает  сдыхающая лампочка и жужжит так противно. И на  душе у меня противно.  Твоя дверь, как назло, последняя. Ты тихо  хихикаешь, когда я прислоняю  тебя к стене, поддерживая плечом, и  поворачиваю ключ в замке. На  счастье, ты живешь один. Доплачиваешь за  комнату, чтобы к тебе никого не  подселяли. Когда я тебя сюда притащил в  первый раз, ты ржал, что так  лучше баб трахать.

Ты разрываешь  мне сердце, сволочь, со своими  бабами. Пьяно что-то бормочешь, когда я  швыряю тебя на кровать.  Пытаешься лягаться, когда я стягиваю с тебя  ботинки и носки. Называешь  извращенцем, когда расстегиваю ремень и  снимаю с тебя штаны. Ты  прелестен, раскрасневшийся от вина, в длинной  рубашке, едва закрывающей  стройные бедра. И податлив почему-то, и  больше не обзываешься, лишь  смотришь как-то странно, и кажется, что  через туман алкоголя  просачивается в твоих глазах какой-то потаенный  смысл. Бред! Я  расстегиваю на тебе рубашку, стягиваю ее с твоих плеч и  вешаю на  плечики. Кутаю тебя в одеяло, провожу пальцами по светлым  волосам,  вспоминая, как ты таял от моего поцелуя. Единственный раз.

Ты красив, любовь моя. Красив и желанен. Легкий поцелуй в висок – это единственное, что я могу себе позволить. Спи…

Сегодня почему-то иначе. Сегодня ты улыбаешься во сне и шепчешь:

– Паша.

Мать   твою так! Хватая куртку, я выбегаю в коридор, захлопывая за собой  дверь  и от души долбанув кулаком в стену. Я тебе что, игрушка?

Глава 3

Лил ливень. Без зонтика, с непокрытой головой, я несся по улицам и ругал Сашку на чем свет стоит. Он мне отказал, отказал же, так почему зовет каждую ночь, как напьется? Какого черта он вообще каждую ночь пьет? И какого черта я каждую ночь к нему? Нахрен все! Забыть, послать!

Дома я бросил мокрую куртку на пол и посмотрел на прибежавшую к двери Аврору так, что даже тявкнуть на меня она не посмела. Лишь поджала трусливо хвост и скуля от страха спряталась под шкаф.

– Паша? – появился в дверях Игорь.

Я пнул ногой пуфик, прошептал:

– Отвянь от греха подальше! – и пошел в ванную переодеваться.

Холодный душ ни хрена не помог. Злой как черт, я влез в сухие джинсы, пригладил мокрые волосы ладонью и намеревался было пойти в спальню, как путь мне преградил невозмутимый Игорь.

– Друг, давай выпьем! – сказал он, покачивая в руке бутылку водки, и прозрачная густая жидкость ласково лизала запотевшее стекло.

С собранными в хвост волосами, с искренней, веселой улыбкой на пухлых губах он так походил на давнего мальчишку, мою первую, вдребезги разбитую любовь, что мне аж до боли захотелось к нему притронуться, убедиться, что он настоящий.

Только настоящей была дикая боль в груди. И злость. На Сашу, на себя, недоумка. Надо было послать его в первый же день, когда получил ночной звонок. И пусть себе валяется на улице, пусть его даже обкрадут, мне-то что? Может, протрезвел и поумнел бы! Или другому бы кому позвонил – что у него друзей мало? А подружек еще больше…

При мысли о той «другой» или, еще хуже, «другом», который будет к нему прикасаться, стало еще более невыносимо. И я принял рюмку, участливо протянутую Игорем. Охмелел в один миг, пить я никогда не умел, докачался до дивана и, рассевшись на мягкой обивке, потребовал еще. И потом еще. И еще. А Игорь только и рад стараться.

А дальше как в тумане. И как он тащил меня от дивана к кровати – как в тумане. И как задержался на миг, потом посмотрел мне в глаза, поцеловал в губы – тоже как в тумане. И как я ответил на поцелуй, властно притянув его за талию, и как сорвал с него штаны, благо, что домашние, на резинке, скользнув ладонью между ягодиц.