Исповедь

Это всепоглощение любви, преклонение перед рыцарской силой можно объяснить, конечно, молодостью, первой волной чувств. Но вот признания, сделанные почти два десятилетия спустя, после рождения шестерых детей, после душевных потрясений от невосполненных утрат двух сыновей и дочери, после фатального гнета домашних бед, после скитаний, болезней и мук — после всего этого такая свежесть, такая трепетность, такое настроение.

— Только не задерживайте у себя долго Мавра, — пишет Женни из Лондона в Берлин хозяевам, принимающим Маркса. — Я готова вам уступить все ценное, но только не его: в этом пункте я жадная собственница и завистница; здесь прекращается всякая гуманность и начинает действовать узкий, чистый, воплощенный эгоизм… — И после столь желанного возвращения:

— Велика была радость, когда в прошлый понедельник внезапно и неожиданно влетел Мавр. До поздней ночи болтали, сплетничали, вспоминали, веселились, смеялись, шутили и целовались. Мне особенно приятно освободиться от временно взятых мной бразд правления и снова превратиться в простую подданную…

В юношеских посланиях Женни особенно явственно звучит мелодия второго голоса — мотив доверия и соподчиненности, преданности и надежды.

— Везде я сопровождаю тебя, и обгоняю, и следую за тобой. Если бы я могла расчистить тебе дорогу и утрамбовать, убрать все препятствия, стоящие на твоем пути! Но, увы, нам еще не суждено взяться за колесо судьбы. Со времени грехопадения мадам Евы мы обречены на пассивность. Наша судьба — ждать, надеяться, терпеть и страдать…

Глухие законы старого мира, традиции века и нации отводят женщине весьма скромный удел, строго очерченный кругом кухни или салона. Женни права, в обществе немало одаренных идейных женщин — «именно современные женщины очень восприимчивы ко всему, очень способны к самопожертвованию», но они скованы извечным льдом общественных отношений, норм и предрассудков; для выражения своих чаяний они должны иметь своего избранника — «они ждут мужчину, который их освободит». В иных условиях Женни, наделенная неиссякаемой энергией, страстностью характера, обостренным чувством справедливости, критическим умом, безусловно, могла бы, как лучшая из современниц, самостоятельно пройти большой путь и получить широкое общественное признание. Но… «не суждено взяться за колесо судьбы». И сердце подсказывает ей редчайший, счастливейший и достойный выбор — стать спутником гения, всей мощью сомноженной силы дерзко повернуть колесо судьбы.

Пламенные письма-ожидания двадцатипятилетний доктор философии, «злой гений» пера, как завистливо и боязливо уже величает Маркса буржуазная пресса, получает в Кёльне, где пишет последние статьи для «Рейнской газеты» и готовится сложить с себя полномочия редактора. Его мысли поглощены планами издания солидного международного журнала, с приглашением к участию в нем видных социалистов. А его неистовое сердце отсчитывает дни, приближающие долгожданную победу в «семилетней войне» за любовь. Не пройдет даже и ста дней, как крёйцнахский нотариус, приглашенный в дом вдовы фон Вестфалей, скрепит своей рукой брачное свидетельство и назовет женой и мужем Иоганну Берту Юлию Женни фон Вестфалей, жительницу Крёйцнаха без определенных занятий, и Карла Генриха Маркса, доктора философии, жителя Кёльна. Счастливая пара отправится в свадебное путешествие по Рейну.

А через год, уже в Париже, в захлестывающем потоке событий и дел Маркс будет выкраивать блаженные минуты, чтобы насладиться живым током посланий из Трира…

— Ты видишь, мой дорогой, что я не сужу тебя согласно закону и не требую око за око, зуб за зуб, письмо за письмо; я щедра и великодушна, но надеюсь, что мои два письма принесут мне хорошие плоды: пару строчек, которых жаждет мое сердце, пару слов, которые дадут мне знать, что ты здоров и немного тоскуешь обо мне. А я очень хочу, чтобы тебе не хватало меня… Ах, Карл, делай скорее то, что ты задумал. И дай мне поскорее знать о себе. Я здесь окружена нежнейшей материнской любовью, мою малышку лелеют и опекают, весь Трир глазеет, таращит глаза, удивляется и ухаживает за мной, и все же мое сердце и все мое существо стремится к тебе. Ах, если бы я могла хоть время от времени видеть тебя, чтобы спросить, для чего же это. Или пропеть тебе: «Знаешь ли ты, когда же будет послезавтра?»… Мой дорогой, я часто беспокоюсь о нашем будущем, как ближайшем, так и более далеком, и думаю, что буду наказана за проявленное мной здесь высокомерие и апломб. Если ты можешь, успокой меня в этом отношении…