Исповедь

Она облизнула красные губы, когда встретилась со мной взглядом, так, словно была хищницей, готовой сожрать меня, но это возымело обратный эффект, и внезапно я стал одержим идеей размазать эту красную помаду, которая даже в три часа ночи по-прежнему оставалась в идеальном состоянии, как будто Поппи повторно накрасила губы перед приходом сюда. «Да, – решил я, – когда закончу с ней, этот тщательно нанесенный оттенок будет повсюду, и она почувствует себя отмеченной, поймет, что ею овладели».

Я наклонился и впервые поцеловал ее.

Ее губы были мягкими, как я и предполагал, и даже мягче, но при этом Поппи упрямилась, чего я совершенно не ожидал, и не сразу поддалась мне. Если бы я не жил той жизнью, которая у меня была до принятия обета, я бы, наверное, не понял ее неуступчивости.

Но у меня был опыт, и я догадался о ее желании.

– Ты хочешь побороться со мной, ягненок? – прошептал я ей в губы.

Она кивнула, затаив дыхание.

– Хочешь, чтобы я взял силой? – Еще один кивок. – Заставил тебя?

Она судорожно выдохнула и наконец снова кивнула. Мой бедный ягненок предпочитал грубость, и, как вы думаете, мне хотелось дать ей необходимое.

Словно направляемый высшими силами, я накрыл ее губы своими в страстном поцелуе и сжал ей затылок настолько сильно, насколько осмелился, притягивая ее лицо к своему. Я прильнул к ней бедрами, потираясь о нее, и свободной рукой завладел ее грудью, стиснув в ладони и надавливая с таким отчаянием, которое только знал. Поппи явно чувствовала каждый кончик пальца, вызывающий яркую вспышку боли. Медленно, ох как медленно ее губы приоткрылись навстречу мне, и как только наши языки сплелись в шелковом клубке обещания, я чуть не потерял самообладание прямо тогда и там.

Ее рот был жадным, но мой – жаднее, и мы боролись друг с другом, кто кого поглотит быстрее, кто возьмет то, что другой хотел первым, кто сможет взять больше, и вскоре Поппи извивалась подо мной, толкаясь бедрами в такт с моими, сжимая в кулаках мои волосы и царапая мне ногтями спину.

Когда я наконец-то прервал наш поцелуй, с удовлетворением заметил, что помада действительно размазалась, что отлично смотрелось с ее потекшей подводкой для глаз и растрепанными волосами, а также соответствовало тому, как Поппи сжимала руками мою задницу, словно пыталась оставить на ней свое клеймо.

– Я хочу быть внутри тебя, – сказал я. – Совсем немного. Просто чтобы почувствовать это.

– О боже, – ахнула она. – Пожалуйста. Я только об этом и думаю с первой нашей встречи.

– Ты должна замереть на месте и вообще не двигаться, – предупредил я ее. – Ты будешь паинькой?

Она прикусила губу и кивнула, и я обхватил член рукой. Я не мог поверить, что делаю это, причем на кухне своего гребаного дома священника – не то чтобы это было намного хуже пола в церкви. Но, видя ее с разведенными в стороны ногами, постанывающую после нашего поцелуя, я не смог бы остановиться, даже если бы попытался. И я определенно не хотел пытаться.

Придерживая член, я прижал головку к клитору и провел им вниз по складочкам к ее попке. Поппи задрожала, словно в предвкушении, и я понял, что она не возражала против этого, и мне пришлось бы добавить это к тому списку вещей, которых у меня никогда больше не будет и о которых я горько пожалею. Я скользнул обратно вверх, к клитору, потираясь и надавливая, но не спеша проникнуть внутрь. На ее лице появилось страдальческое выражение, и мне захотелось стереть его поцелуями или кончить на него – что-нибудь из этого. Подразнив ее еще несколько секунд, я больше не мог ждать, мне нужно было это сделать, иначе я действительно мог умереть на месте.

Я прислонился лбом к ее, мы оба смотрели вниз, наблюдая, как мой кончик прижимается к ней и медленно скользит внутрь. Я остановился, когда головка вошла в нее, а затем замер, мышцы задрожали.

Мы оба просто уставились вниз, на это невозможное зрелище: я внутри нее, священник, вкушающий запретный плод и едва сдерживающий себя, чтобы не съесть его целиком.

– Что ты чувствуешь? – прошептала она.

– Я чувствую… – в этот момент мой голос был чуть громче вздоха. – Это похоже на рай.

Она была такой тугой, влагалище сжимало мой кончик, и не было слов, чтобы описать, насколько она была влажной, что ее скользкие складочки делали со мной, потому что происходящее перевернуло мое сознание и мою душу, мое будущее и мою жизнь. Это ощущение было настолько низменным и первобытным, таким восхитительным, что я смог бы совершить преступление, чтобы почувствовать его, я убил бы любого прямо сейчас, если бы это означало, что я мог снова овладеть этой женщиной.

Полтора дюйма проклятия, но я мог думать лишь о том, чтобы погрузиться еще дальше в ад.

Она чуть поддалась вперед, наверное, не в силах сдержать себя, жадный ягненок. Я схватил ее за шею, ноги дрожали от усилий не кончить от одного этого маленького движения.