– Нет! – воскликнул он неожиданно громко, и глаза его гневно сверкнули. – Как я могу забыть тебя, ты ж моя любовь, – понизил он голос, проникновенно глядя на меня.
Я в смятении смотрела на него, не в силах понять, что же изменилось в нем. Что-то не так… А что?
– Кириякос, ты будешь ставить стакан? – Возле нас возникла худенькая фигурка барменши.
– О, да! Конечно, – согласно закивал он. – Пойдем за столик, пойдем.
Мы уселись в уголке, я смотрела на него и не узнавала. Он так сильно обнимал меня, по щекам его текли слезы.
– Я не верю, маленькая, ты приехала ко мне, – снова и снова повторял он. – Ты ж теперь не уедешь? Ты останешься со мной?
– Нет, я приехала только к тебе, – целуя его, отвечала я.
– Я так ждал тебя, ты можешь узнать у Марии! – показал он пальцем в сторону бара. – Она скажет! Я никому больше не ставил стаканы! Я приходил только потому, что знал, моя любовь вернется сюда…
Я, как завороженная, смотрела на его пальцы. Они были унизаны странными перстнями. Явно копеечными, медными, старинными. Вкупе с располневшими пальцами зрелище это представляло жуткое.
– Кириякос, расскажи мне о себе, как ты жил это время? – перебила я его сбивчивую речь. – Ты изменился…
– Юлия! – отрывисто произнес он, а потом зачастил, глаза его были постоянно расширены. – Я болел, долго болел, мои родственники положили меня в специальную клинику, и я должен принимать лекарства, по времени, понимаешь? Должен! Мне нельзя пропускать ни одного раза.
– Ты принимаешь гормоны? – Я ровным счетом ничего не понимала. – Чем ты болеешь?
– Ерунда! – вдруг захихикал он. – Ты теперь со мной, и мне не нужно будет принимать лекарства. Я знаю, я сейчас толстый, но я стану прежним!
– Я люблю тебя в любом виде, – неуверенно произнесла я.
– Ой! – неожиданно встрепенулся он. – Я забыл рассказать тебе одну вещь!
Говорил он быстро, суетливо, перемежая английские слова с греческими, я с трудом улавливала суть.
– Месяц назад я гулял со своим доберманом в горах. И нашел вот это! – Он с ликующим видом продемонстрировал свои «великолепные» кольца. – Любовь моя, я должен подарить тебе что-то из этой коллекции!
Он взял мою руку и начал с улыбкой разглядывать.
– Нет, как же я забыл! – сжав мои руки и глядя в глаза, тихо произнес он. – У тебя же такие тоненькие пальцы…
Я сидела ни живая ни мертвая. Это похоже на бред сумасшедшего!
А Мария тем временем все подносила и подносила мне новые напитки.
– Любимая, – задумался он. – Помнишь, я дарил тебе кольцо? Ты сохранила его? – вполне вменяемо спросил он.
– Нет, – покачала я головой, – мой муж выкинул его в реку…
Глаза Кириякоса опять расширились.
– Проклятый подонок! – пробормотал он. – Ну ничего, завтра же я принесу тебе новое кольцо, еще лучше!
Я молча кивала головой. Тут он вдруг встрепенулся, глянул на часы.
– Мне пора, Юлия, мне нужно принимать лекарства, – жалобно произнес он.
– Иди, конечно, – тихо ответила я, предчувствуя что-то очень нехорошее.
– Но ты обещай, что ты будешь ждать меня, обещаешь? Ты не будешь пить напитки с другими клиентами? Ты ведь ко мне приехала? – частил он.
Я ошалело кивнула. Он стиснул меня в объятиях и как-то молниеносно растворился. В недоумении я присела к барной стойке.
– Машка, дай пива, – позвала я барменшу.
– Ну как тебе? – спросила девушка, открывая бутылку «Калсберга».
– Я не знаю… Он совсем другой, Машка, вроде он, но не он, – я вопросительно уставилась на девушку. – И он убежал, не рассчитавшись по бару…
– А он теперь и не рассчитывается, – ответила Мария. – Христакис высылает счет его родителям…
– Почему? – не желая видеть очевидное, спросила я.
– А потому, что он невменяемый! – припечатала Машка. – «Кукушки» разлетелись у пацана.
– Как же так? Расскажи мне, пожалуйста, – попросила я девушку.
– Да что говорить, жутко! Как я поняла, он сильно присел на наркотики, его положили в клинику… Залечили, видать, – пожала плечами Мария. – После твоего отъезда он не приходил сюда примерно год, а когда все-таки зашел, то был уже такой, как сейчас… Все время садился в этот угол, брал бутылку пива и молчал. Не знаю, обрадует это тебя или нет, но никому из девочек не поставил он стакана за это время… Отвечал всегда: «Я жду свою девочку, она скоро приедет»…
– Да как же это может радовать! – вздохнула я. – Как ты думаешь, я виновата в том, что случилось с ним?
– Конечно, – как гиена улыбнулась она. – Более того, ты должна понимать, что испортила жизнь не только ему… У него есть жена, двое детей. Он иногда сидел в этом углу по шесть-семь часов, не вставая. За ним приходила мама, очень плакала, уговаривала пойти домой…
– Выходит, он тихо помешанный стал? – не поддаваясь на провокацию, спросила я.
– Не всегда. Он иногда такое вытворяет! Как ребенок, причем капризный и своевольный… Очень любит, например, тихо подкрасться к клиенту и подложить жвачку под задницу, – продолжила она с упоением, – и никто его выгнать отсюда не может. Он тогда разъяряется, швыряет бутылки, окурки… Я его боюсь в такие моменты.
– А Христакис? Неужели он ничего сделать не может?