Исповедь четырех

Ирина: На первом показе у нас было 20 человек, на втором 40, на третьем 80, потом она затащила каких-то критиков крутых там из Independent, Guardian, еще откуда-то. И это на самом деле очень крутой был ход, потому что, как ни странно, музыкальная и театральная критика в Англии — это священная корова. Если критик X сказал, что спектакль — говно, все, можно сворачивать декорации, собирать манатки и уезжать, потому что все, у тебя не будет публики и не будет никаких денег. Если критик Y сказал, что не пропустите, потому что, потому что, потому что, всё — ты можешь расслабиться, у тебя будут полные залы. И у нас был sold-out («все билеты проданы») до конца фестиваля.

Английская тетка-продюсер, оказывается, чтобы привезти студию театра МГУ, заложила свою квартиру, заложила машину, чтобы арендовать площадку на фестивале, и она очень сильно рисковала. В итоге, говоря капиталистическим языком, затраты окупились и артистам предложили объездить всю Англии, а потом и дальше. Голливуд выступил из тумана и стал зазывно манить их к себе, вот он, мол, я, через океан, рукой подать, здесь у вас будет все зашибись. И хотя продюсеры кормили их консервированной фасолью, надежда завоевать мир рынка и чистогана крепла. Может, это такой эффект от фасолевых консервов.

Ира же решила вернуться домой, на родную сцену, которая, как ей казалось, лучше всего подходила для ее песенок. И опять же, преподавание истории философии, как мы знаем — это серьезная работа, нельзя же ее бросить.

Вообще-то те, кто решил остаться в Эдинбурге, тоже возвратились в Союз, страшно обиженные. Что-то там не срослось у продюсеров.

Глава пятая Бисы и бенефисы нашей актрисы

И вот я опять сижу за компьютером и собираюсь писать пятую главу сказки про Иру. И я опять включаю песню «У нас в раю», и опять, и опять включаю. Песня меня ужасно трогает. Хотя я чужое творчество люблю гораздо меньше собственного, и вообще я ничей не поклонник и существо циничное, но берусь за трубку позвонить Ире и сказать, какая же это щемящая песня, но смелости мне опять не хватает. В конце концов, будет же когда-нибудь Ира читать эту книжку, вот и узнает.

Оставив дожди Эдинбурга коренным эдинбуржцам, Ирина погрузилась в чисто московские проблемы. Это когда на руках ребенок, а ни в один сад его не берут, потому что у него не сделаны прививки, а прививок не делают, потому что медотводы, а денег на няню нет, потому что бедные студенты-аспиранты и все такое. Квартировали бедные студенты на жилплощади Лешиной бабушки.

Я: А почему ты никогда-никогда не рассказываешь про ваши отношения с Лешей?

Ирина: Как это никогда-никогда не рассказываю? Столько раз я рассказала про наши отношения с Лешей за эти годы, которые прошли с нашего расставания, чего их рассказывать, зачем?

Я: Позволь с тобой не согласиться. Как человек, который прочитал все, что опубликовано, заявляю, ты вот так и подходишь к вопросу: «а что, действительно, о них рассказывать?» А почему у тебя такой подход? Нечего рассказать или почему?

Ирина: Серьезно, действительно я никогда не делала секрета из того, что у нас была такая странная семья, потому что мы были оба очень юные, очень честолюбивые, как раз в том периоде своей жизни, когда ты завоевываешь мир. У нас колоссальное количество, даже не так, не количество точек пересечения, а просто действительно могли сказать друг про друга «мы с тобой одной крови, ты и я».