Исповедь Еретика

В больницу приходили мои близкие. Родители терпели все. Я мог рассказывать им обо всех разочарованиях, а они даже глазом не повели. Через день меня навещал Кшиштоф Садовский, фотограф группы, приносил суп, приготовленный его мамой, Лидией. Он заходил только на полчаса, но считалось то, что я мог с ним поговорить, он посвящал это время только мне. Приезжал Kikut. Молился. Я бесился, но чувствовал, что он на самом деле хочет помочь. Гжегож Савиньский как-то раз появился с большим лотком суши. Мне нельзя было есть сырое, поэтому я отдал их родителям. Первый раз в жизни они ели это лакомство. И влюбились. Меня навещала подруга Патрисия. Готовила мне куриный бульон. Поляки верят, что это чудодейственное средство. Я не верю, но было вкусно. Еду в больницу, и даже такую, которую теоретически мне нельзя было есть, привозили Мацей Груша и его жена Агнешка. Теперь ты можешь представить. Каждый поддерживал меня как мог. Я помню, как приехал мой приятель Рафаэль Шиер, музыкальный педагог и продюсер. Он хотел, чтобы мы вместе сыграли что-нибудь. Но у меня не было сил, даже чтобы просто сидеть. Я лег и впал в какой-то летаргический сон, а он взял инструмент и начал играть. В течение двух часов он не говорил ни слова. Не было необходимости. Я лежал и слушал его музыку. Даже думал, что это был бы прекрасный саундтрек к смерти, потому что чувствовал, что умираю. К счастью, несколькими месяцами позже мы с ним играли уже вместе.

_{Нергал с Гжегошем Скавиньским}

Дорота тоже приезжала.

Она могла сидеть со мной даже по двенадцать часов. Но находилась возле меня только физически, я чувствовал недостаток сопереживания и понимания.

Может, она просто устала от ситуации?

Наверное. Что меня не удивляет. У меня правда нет к ней никаких претензий. Тогда я мог на вещи смотреть по-другому, но я был болен, боролся с раком. Сейчас я здоров, пришел в себя и ни в чем се не виню. Она была такой, какой была, а я видел ее такой, какова она есть.

Ты пробовал с ней разговаривать о своих чувствах?

Я взял себя в руки, забыл все обиды и сказал: «Любимая, не надо сидеть со мной по двенадцать часов в сутки, будет достаточно и часа, но посвяти это время мне. Поговори со мной». А она сидела и искала в Интернете новые туфли.

Горько слышать.

Наверное, тогда я и принял решение. Почувствовал, что скоро все развалится.

Но вы не расстались, пока ты был в больнице.

Несмотря ни на что, я пытался продлить это. Меньше чем через месяц после выписки я сел в машину и поехал в Варшаву. На День святого Валентина. Это был стресс, я разрывался на части. Одна часть хотела провести время с Доротой, а вторая кричала: «Нет!» Сам праздник получился отличным. Мы вместе готовили суши. Снаружи светились, но внутри все рушилось. Мы красили траву зеленой краской, видя, что под ней все сгнило. В ту ночь я не ночевал в спальне, а лег в гостиной. Рано утром проснулся и просто расплакался. Не мог сдержать слез. Я смотрел в потолок и понятия не имел, чем себя занять. Я знал, что Дорота встанет после полудня, а мне некуда было пойти. Позвонил одному приятелю. Это моя варшавская родственная душа. Он заехал за мной на машине, и мы поехали выпить кофе. Долго разговаривали. Когда я вернулся, мне было лучше, я справился с эмоциями. По дороге домой я почувствовал облегчение. Еще пять часов — и я буду дома. Ни борьбы, ни волнения. Я все время волновался. Дорота тоже. Но все уже сгнило. Я начал намекать. Каждый раз все более настойчиво. Раньше я относился к ней как к ребенку, именно я всегда был мудрецом. И больше так не могло продолжаться. Она, в свою очередь, работала над новым альбомом. Все развалилось само собой, в конце концов развалилось окончательно. Очередной телефонный разговор, очередное отсутствие понимания. Это был последний раз. Я повесил трубку. И почувствовал, что мне вернули крылья.

Она сожгла твои вещи?

Я видел фотографию уже сгоревших. Она отреагировала как обычно, очень эмоционально. Я не был удивлен.

Что было потом?

Мы встретились еще раз, в Варшаве. Я знал, что это конец, но… Это была агония. Нет смысла об этом рассказывать и ковырять раны. И мои, и ее. Я вернулся к моей реальности, а Дорота — в свой мир.

Что ты имеешь в виду?

Был один папарацци. Ездил за нами всегда, следил за мной неделями. Мы тогда жили в ее квартире, в районе Мокотув на юге столицы. Как-то раз я поехал в клуб Stodoła уладить какие-то формальности. Он все время сидел у меня на хвосте. Я лавировал, использовал разные уловки, но так и не смог от него отделаться. Чаша терпения переполнилась, я разозлился. Остановился посреди улицы и просто начал сигналить. Хотел вызвать у него хоть какую-то реакцию. Он не сделал ничего.