Исповедь королевы

Эта старая колымага развалилась еще до того, как мы приехали в Оперу. Наш ливрейный лакей сказал, что наймет fiacre[89], и нам с принцессой пришлось пока зайти в магазин и подождать там. Это очень забавляло меня, потому что прежде я еще никогда не ездила на общественном транспорте. Я не смогла удержаться и похвасталась этим перед друзьями. Как же я была глупа! Ведь на этом моем признании можно было построить очередную скандальную историю. Королева ездила по Парижу в фиакре! Она заезжала в дом герцога де Куаньи! С какой целью? Могли ли тут быть какие-нибудь сомнения? Это приключение стали называть l’aveneure du fiacre[90], причем существовало несколько различных его версий.

И все это время мое счастье с каждым днем все более и более зависело от присутствия Акселя де Ферсена. Все начали замечать, какой счастливой я становилась в его обществе. Я любила слушать его рассказы о сестрах Фабиан, Софи и Гедде, о его доме в Швеции и о его путешествиях по разным странам. Я была не так сдержанна, как он. Аксель прекрасно понимал, что за нами следят, и заботился о моей репутации. Он знал, что я окружена шпионами и врагами, но не говорил мне об этом, потому что мы стремились сохранить легенду о том, что в наших отношениях нет ничего необычного. Он был просто чужеземцем, гостем при нашем дворе, и поэтому, естественно, я была несколько более гостеприимна с ним, чем если бы он был французом.

Это были идеалистические взаимоотношения. Мы оба знали, что большего между нами быть не может. Но именно такие отношения были нам особенно дороги. Аксель не мог стать моим любовником. Мой главный долг состоял в том, чтобы производить на свет «детей Франции», у которых не могло быть иного отца, кроме короля. Но все же мы позволяли себе предаваться неистовым и прекрасным мечтам. Наша любовь была подобна любви трубадура к даме, которую он мог обожать только издалека.

Это чувство соответствовало моему настроению, и я не заглядывала вперед, дальше настоящего. Я приглашала его на партию в карты, и если узнавала, что он приходил на вечеринку, на которой я приняла решение не присутствовать, то писала ему, что очень огорчена этим. Узнав, что он был капитаном королевских легких драгун, я выразила желание увидеть его в мундире.

В следующий раз, когда он появился передо мной, он был одет в мундир. Я никогда не забуду, как он выглядел в этом романтическом костюме — синем камзоле поверх белого мундира, облегающих замшевых бриджах и военной фуражке цилиндрической формы, украшенной двумя перьями — синим и желтым.

Кое-кто заметил, как я была переполнена чувствами при виде зрелища, которое он представлял собой. Я не могла оторвать от него глаз. С его бледной кожей, белокурыми волосами и этими сверкающими темными глазами он казался божественным.

Я подумала, что никогда прежде не испытывала таких чувств по отношению к другим мужчинам.

После этого моя дружба с ним стала широко обсуждаться, и его начали считать одним из моих любовников.

Чары были разрушены, и вскоре после этого он сказал мне:

— Если я останусь здесь, то принесу вам только вред.

Холодный ужас обуял меня. Я ответила, что привыкла к клевете. Если ее будет немного больше, это не причинит мне никаких дополнительных неприятностей.

— Я вызову на дуэль любого, кто осмелится сказать что-нибудь плохое о вас в моем присутствии!

Настоящий герой романа! Он был безукоризненным во всех отношениях, говорил все это искренне и с радостью умер бы ради меня — я знала это. Ради меня он был готов даже уехать.

Габриелла де Полиньяк старалась утешить меня.

— Как я несчастна из-за того, что со мной так обращаются! — сказала я ей.

Потом я рассмеялась:

— Но если люди с такой злобой распускают слухи о том, что у меня якобы есть любовники, то с моей стороны действительно странно обходиться вовсе без них, в то время как молва приписывает мне такое великое их множество.

Габриелла, несомненно, думала, что это и в самом деле странно с моей стороны. Вряд ли хоть одна женщина в моем положении обошлась бы без этого. Конечно, с моей стороны было глупо окружать себя такими людьми, поэтому ничего удивительного нет в том, что меня подозревали в таком же непристойном поведении, каким отличались и мои приближенные.

Даже Габриелла была любовницей Водрейля. При этом любовников всех этих женщин приписывали также и мне, потому что я часто встречалась с ними в апартаментах моих подруг. Мне следовало бы довольствоваться компанией принцессы де Ламбаль и моей дорогой золовки Элизабет.

Итак, Аксель, который очень остро воспринимал все, что касалось вопроса независимости Америки, принял решение уехать туда, чтобы содействовать ее укреплению.

Мое сердце было разбито, но я должна была притворяться, что мне просто жаль прощаться с человеком, которого я уважала и с которым любила поболтать. Этим, правда, мне никого не удалось обмануть.

— Как! — воскликнула одна графиня, когда услышала, что он уезжает. — Неужели вы покидаете ту, которую завоевали?