Исповедь королевы

Тогда мне казалось, что дело было вовсе не в том, чтобы держать двор в Версале. Почему я не могла проводить все больше и больше времени в Малом Трианоне, где жизнь была гораздо веселее, в окружении друзей, которых я сама выбрала?

Удар настиг меня внезапно. Я даже не знала о том, что матушка была больна.

В мои апартаменты пришел аббат Вермон. Он сказал, что ему нужно поговорить со мной наедине. Его взгляд был блуждающим, губы подергивались.

Я спросила:

— Что случилось?

Он ответил:

— Ваше величество! Вы должны приготовиться получить известие о величайшем несчастье!

Я поднялась, глядя на него в изумлении. Я увидела письмо в его руке и все поняла.

— Императрица?..

Он кивнул.

— Она умерла! — сказала я беспомощно, потому что уже поняла, что это правда. На меня нахлынуло чувство страшного одиночества, которого я никогда прежде не испытывала.

Он кивнул.

Я не могла говорить. Я оцепенела и ощущала себя ребенком, который потерялся и знает, что уже никогда больше не почувствует себя в безопасности.

— Этого не может быть! — прошептала я.

Но он заверил меня, что все, сказанное им, правда.

Я нетвердо произнесла:

— Прежде всего я хочу остаться одна…

Он кивнул и удалился, а я села на кровать и стала вспоминать ее такой, какой знала в Вене. Я видела ее отражение в зеркале, пока служанка причесывала ее волосы. Я словно снова чувствовала холодный венский ветер. Такого резкого и холодного ветра я не знала с тех пор, как покинула Австрию. Я представляла себе, как она склоняется над моей кроватью, а я притворяюсь спящей. Я словно слышала ее голос: «Ты должна делать то! Ты должна делать это! Такое легкомыслие!.. Такая расточительность!.. Ты катишься в пропасть… Я дрожу за тебя…»

— О, дрожи за меня, мама, потому что без тебя я так одинока! — прошептала я.

Пришел король. Он плакал вместе со мной. Прежде чем прийти, он подождал в течение четверти часа. Я услышала его голос в передней, где ждал аббат, уважая мое желание побыть одной.

Мой муж сказал:

— Благодарю вас, мсье аббат, за услугу, которую вы мне только что оказали.

Тогда я поняла, что это он послал аббата, чтобы тот сообщил мне эту ужасную новость.

Потом король вошел и обнял меня.

— Моя дорогая! — сказал он. — Это так грустно для всех нас, и особенно для тебя!..

— Не могу поверить в это! — призналась я. — Ведь еще совсем недавно я получала от нее письма!

— Да, конечно, тебе будет так не хватать ее писем!

Я кивнула.

— Ничто уже не будет таким же, как прежде.

Он сел на кровать рядом со мной и взял меня за руку. Мне казалось, что я слышу ее голос, предостерегающий меня, как она делала это на протяжении всей моей жизни. Ее голос словно говорил мне, что я не должна горевать, ведь со мной мой муж, моя дочь, и я не должна забывать о том, что Франции нужен дофин.

Я приказала, чтобы при дворе был объявлен траур, надела траурные одежды, заперлась в своих апартаментах и не виделась ни с кем, кроме членов королевской семьи, графини де Полиньяк и принцессы де Ламбаль. И так в течение нескольких дней я оставалась в отдалении от двора. Я беспрерывно думала о ней.

Когда я приняла Мерси, граф рассказал мне о том, что узнал о ее кончине. С середины ноября она была тяжело больна. Врачи говорили, что она страдала склерозом легких.

Двадцать девятого числа она сказала служанкам, которые ухаживали за ней:

— Это мой последний день на этой земле, и все мои мысли — о моих детях, которых я оставляю здесь!

Она назвала всех нас по именам, протягивая руки к небесам.

Дойдя до меня, матушка несколько раз повторила: «Мария Антуанетта, королева Франции». Потом она разразилась слезами и плакала долго и горько.

Императрица прожила целый день, и было уже восемь часов вечера, когда она начала задыхаться.

Иосиф, который был рядом с ней, прошептал:

— Ты тяжело больна!

И она ответила ему:

— Достаточно тяжело, чтобы умереть.

Она подала знак докторам:

— Я ухожу. Умоляю вас, зажгите погребальные свечи и закройте мне глаза!

Матушка взглянула на Иосифа. Он обнял ее, и она скончалась.

Австрийка

Мсье дофин просит позволения представиться!

Людовик XVI — Марии Антуанетте

Сегодня утром я увидела нашего маленького дофина. Он чувствует себя очень хорошо и мил, как ангелочек. Народ по-прежнему в восторге. На улицах можно встретить только играющих на скрипках, поющих и танцующих людей. Мне все это кажется очень трогательным. В самом деле, я не знаю другой такой добродушной нации, как наша.

Мадам де Бомбель — мадам Элизабет