Исповедь куртизанки

Для примера я выбираю одного из них – я приметил его еще на входе. Он высок (каким в другой жизни непременно буду и я), широк в талии, на вид ему лет сорок, и, судя по его одежде, принадлежит он к одному из ведущих «вороньих» семейств, поскольку рукава его черной накидки подбиты соболиным мехом, а его супруга выглядит богатой и массивной, как кровать на четырех столбиках под балдахином. Я воображаю себя на его месте. Одна из темноволосых куртизанок сидит чуть впереди и слева от меня. Заниполо – церковь, в которую я хожу регулярно. Если все будет хорошо, я рассчитываю сделать небольшое пожертвование на ее содержание, чтобы получить право быть погребенным здесь. Каждый месяц я хожу на причастие, где мне отпускают грехи. Я возношу благодарственные молитвы Господу за свою счастливую судьбу и регулярно отдаю Его долю, за что Он помогает мне благополучно вернуть свои инвестиции. Сегодня утром я созерцал раны Спасителя на кресте, перед тем как помолиться о том, чтобы цены на серебро оставались достаточно высокими и я смог вложиться в товары для еще одного корабля, который весной отправится в Тунис. Так я обеспечу хорошее приданое для своей второй дочери, которая быстро созревает и которую следует уберечь от осквернения, поскольку молодые люди вожделеют потаенных мест в телах юных девушек. Как, впрочем, поступают временами и старики, ведь там можно обрести несказанную и утешительную сладость…

(Ага – видите? Вот так оно и бывает: мало-помалу, дюйм за дюймом, и мысль соскальзывает с духовного на плотское.) В церкви становится душно, а голос проповедника звучит монотонно, как зудит бьющаяся о стекло муха. Я тихонько ерзаю на скамье, чтобы подвинуться и обрести лучший вид, и тут замечаю ее, в пяти или шести рядах впереди, сидящую с прямой спиной посреди моря ссутулившихся фигур; ее изящная головка возвышается над ними. Разумеется, я знал, что она здесь, – я имею в виду, что уже заметил ее ранее, когда она вошла, потому что разве можно пропустить такое чудо? – вот только я пообещал себе, что сегодня не стану… Впрочем, не беда. Мы уже выяснили отношения с Господом, а мужчина время от времени нуждается в маленьких радостях. Некоторое время я позволяю себе просто любоваться ею, потому что она заслуживает этого: темно-красные волосы, – позже они роскошной волной рассыплются у нее по плечам, – золотистая кожа, полные губы и теплое мерцание плоти, когда она поправляет шаль, соскользнувшую у нее с груди. О да, она настолько красива, что можно подумать, будто сам Господь поместил ее сюда, дабы я смог по достоинству оценить тайное совершенство Его творения.

А теперь – Бог ты мой, прямо сейчас! – она поворачивает ко мне голову, хотя и не смотрит на меня прямо. Я вижу намек на улыбку, а потом медленное скольжение языка, которым она увлажняет губы. Должно быть, она думает о чем-то, наверняка о чем-то приятном. Очень приятном. И вдруг я чувствую, как между ног у меня возникает неудобство, и грань между искуплением и соблазном остается позади, хотя ни за что на свете я бы не вспомнил, когда переступил ее. Точно так же я не думаю о том, что эти влажные губы и тайная улыбка предназначены не мне одному, а еще и банкиру слева от меня, который уже успел насладиться не только ее наружностью и которому не терпится увидеть вновь, как она проводит язычком по губам. Не говоря уже о молоденьком сыне адмирала в пяти рядах позади, который только недавно расстался с любовницей и вновь пребывает в поиске.

И вот, как выражается синьорина, «ни слова не сказано, а рыбка уже попала в сети».

Месса заканчивается, и в церкви воцаряется суета, когда толпы народа, толкаясь, устремляются наружу. Мы идем быстро и, выйдя из церкви, останавливаемся на маленьком каменном мосту, с которого открывается вид на кампо, откуда мы можем наблюдать заключительный акт представления. Похолодало, и небеса грозят дождем, что, правда, ничуть не пугает людей.