Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга

Жоана Малого повесили в салвадорской тюрьме, останки сеньориты Аделиньи перевезли в часовню фазенды, но убийцу так и не нашли, хотя семья Гумусио несколько раз повышала награду за его голову, а он сам со дня исчезновения Жоана Малого больше не скрывался. Огромный, полуголый, всеми отверженный, кормясь тем, что попадало в его ловушки, и тем, что можно сорвать с деревьев, блуждал он по дорогам, как грешная душа в чистилище, средь бела дня входил в деревни, прося подаяния, и на лице его была написана такая мука, что крестьяне подавали ему милостыню.

Однажды на окраине Помбала, на перекрестке дорог он увидел толпу, слушавшую исхудалого человека в лиловом одеянии – волосы спускались ему на плечи, глаза горели как раскаленные угли. Он говорил о дьяволе, которого называл Люцифером, лукавым, нечистым, Вельзевулом, о бедствиях и преступлениях, порожденных им на земле, о том, что надлежит делать ищущим спасения. Его завораживающий голос, минуя разум, шел к сердцу и казался охваченному смятением Жоану бальзамом, исцеляющим старые, но все еще жестоко кровоточащие раны. Он слушал, окаменев, не моргая, тронутый до глубины своего существа и тем, что говорил проповедник, и той музыкой, которой звучали его слова. Несколько раз слезы застилали Жоану глаза, и фигура этого человека расплывалась и исчезала. Когда же он пустился в путь, Жоан пошел за ним следом, держась в отдалении, словно пугливый зверь».

(Марио Варгас Льоса, «Война конца света»)

Две мелодии сюжетной линии одного, не самого значительного героя сливаются воедино. И каждое слово теперь имеет и совершенно другое значение.

Ведь «тоска по морю» в сознании Жоана Большого, который обороняет Канудос от правительственных войск, превращается и в тоску по безгрешной жизни, в которой нет убийств, крови, грязи.

Он думал, что с Антонио Наставником он нашёл новый дом, новое море, новое счастье. Но всё это испарилось и осталось только прошлое, осталась тоска по морю и жалость к лошадям.

Я даже запомнил тот момент, когда впервые читал эти строки. Я возвращался после очередной унылой утренней смены на радио в не менее унылый дом. На работе – отчёты чиновников, дома – жена смотрит российские дневные сериалы. И путь из одной точки в другую хотелось продлить как можно дольше. Я остановился у почти развалившегося домика на детской площадке, изображавшего избушку на курьих ножках. От детей там не осталось ни следа. Сигаретные бычки на земляном полу, на стенах традиционные русские надписи, обыгрывающие разные вариации четырёх матерных слов, краска облупилась, где-то кровавые следы на стенах. Что сказать, тяжела жизнь Бабы Яги в современной России.

Я уселся на лавку, открыл книгу, стал читать, и меня тоже охватила тоска по морю. Вспомнил себя, только закончившего первый семестр первого курса, сидящего зимой на вершине утёса недалеко от Фазелиса, читавшего совсем другую книгу. Вспомнил, как пьянил меня запах моря, сколько дорог видел я перед собой, как радостна была моя жизнь, с каким оптимизмом смотрел на неё.

И я пошёл по той дороге, которую считал верной. И она привела меня в загаженную избушку – тайное убежище от нелюбимой работы и опостылевшего дома. И больше не хотелось ничего, только почувствовать вновь запах моря.

Глава четвёртая. Запах моря