– Нелепое сравнение, – сказала Тереза. – Твоя работа для тебя значила все, тогда как я могу делать что угодно, мне это совершенно безразлично. Я не потеряла абсолютно ничего. Ты же потерял все.
– Тереза, – сказал Томаш, – ты разве не заметила, что я здесь счастлив?
– Твоим призванием была хирургия, – сказала она.
– Тереза, призвание чушь. У меня нет никакого призвания. Ни у кого нет никакого призвания. И это огромное облегчение – обнаружить, что ты свободен, что у тебя нет призвания.
В искренности его голоса сомневаться было нельзя. Припомнилась сцена, которую она наблюдала сегодня после обеда: он чинил машину и казался таким старым. Она достигла желанной цели: она же всегда мечтала, чтобы он был старым. Снова вспомнился ей зайчик, которого она прижимала к лицу в своей детской.
Что значит стать зайчиком? Это значит потерять всякую силу. Это значит, что ни один из них уже не сильнее другого.
Они двигались танцевальными шагами под звуки фортепьяно и скрипки. Тереза склонила голову на его плечо. Точно так на его плече лежала ее голова, когда они вместе были в самолете, уносившем их сквозь туман. Она испытывала сейчас такое же удивительное счастье и такую же удивительную грусть, как и тогда. Грусть означала: мы на последней остановке. Счастье означало: мы вместе. Грусть была формой, счастье – содержанием. Счастье наполняло пространство грусти.
Они вернулись к столу. Она еще два раза танцевала с председателем и один раз с молодым человеком, который был уже так пьян, что упал с ней на танцевальной площадке.
Потом они все поднялись наверх и разошлись по своим номерам.
Томаш повернул ключ и зажег люстру. Она увидела две придвинутые вплотную кровати, у одной из них ночной столик с лампой, из-под абажура которой выпорхнула спугнутая светом большая ночная бабочка и закружила по комнате. Снизу чуть слышно доносились звуки фортепьяно и скрипки».
(Милан Кундера, «Невыносимая лёгкость бытия»)
Для меня это одна из самых трогательных сцен в литературе. В ней столько настоящего живого чувства, она так потрясающе разыграна по нотам.
Настоящий художник не может не обращать внимания на детали. И главное в этой сцене – не разговор двух героев, не их совместный танец, не описание снов Терезы. А описание обстановки гостиничного номера, в котором им предстоит провести ночь.
И это не только две кровати, стоящие рядом, как символ объединения двух одиночеств. Это полёт ночной бабочки, которую спугнул свет от настольной лампы. Он и является главной метафорой невыносимой лёгкости бытия.
Движение человека по морю хаоса, называемого жизнью, напоминает точно такой же полёт. Это движение незаметно и призрачно, это набросок, которому не суждено никогда стать картиной, если к нему не прикоснётся рука художника.