Исповедь любовницы Сталина

— В. А., я все обдумал. Только одно ваше слово — и я разведусь с женой. Нина Евгеньевна, только между нами, перенесла сложную операцию, она тактичная и понимает, что мне нужна здоровая женщина.

Невозможно передать обыденными словами то ощущение высокой радости, которое я испытала от общения с М. Н. Тухачевским. Пришло долгожданное блаженство, мы забыли о бренности жизни — времени, еде, питье, мир для нас кончился.

— Если бы моя власть, запер бы тебя в теремок и приходил бы только ночью.

А потом, когда мы, обнявшись, лежали в сиреневом саду, он говорил о детстве, солдатской юности, гражданской войне, революции.

— Я родился в родовом имении на Смоленщине. Отец мой — помещик, умер в первый год мировой войны. Мы — Тухачевские — потомственные дворяне. С XVII века предки наши, кроме отца, были военные. Отцу моему, Николаю Николаевичу, сватали богатейших невест, дочерей окрестных помещиков. Именитые фабриканты и заводовлад ельцы Петербурга, Киева, Москвы мечтали с ним породниться, но все их старания были напрасны. Сердцем и душой он полюбил обыкновенную крестьянку Мавру Петровну. Боялась молодая крестьянка связать судьбу свою с помещичьим сынком, отговаривала она отца от неравного брака. Николай Николаевич уговорил нареченную, и они поженились. Никогда он ее ни в чем не упрекал. По мере сил старался выполнить любое ее желание, брак их был возвышенно-радостным. Рано овдовев, мать отказалась вторично выйти замуж.

До самозабвения в нашем доме любили музыку. Бабушка со стороны отца в юности брала уроки у Рубинштейна. К нам в деревню часто наведывался Жиляев, ученик и последователь русского композитора Танеева.

Гимназию я закончил в Пензе. Со мной учился Коля Волков, театральный критик, исследователь творчества Вс. Мейерхольда. В Москве я занимался в Александровском военном училище, оттуда попал на фронт, несколько раз бежал из плена. Немцы отвезли меня в Верхнюю Баварию, заперли в старинную крепость Иншлыптадт. Мне, как и многим беглецам, пришлось дни и ночи коротать в полуподвальном каменном мешке. Эту крепость немцы построили в 1827 г., со всех сторон она была окружена глубочайшим рвом, наполненным до самого верха ледяной водой. Форт ограждался высокими рядами колючей проволоки. Кормили нас сносно, немцы заботились о здоровье военнопленных младших и старших чинов. Три раза в месяц, 10, 20, 30, нам привозили женщин легкого поведения. Для некоторых русских временные подруги становились женами, и они навсегда остались в Германии. В плену я познакомился с французским офицером-аристократом Шарлем де Галлем. Долговязому, честолюбивому французу я предсказал блестящую военную карьеру. В знак солидарности иы обменялись талисманами: я подарил ему золотой нательный крестик, он мне — серебряный с двумя бриллиантами. Там же завязалась дружба с обрусевшим немцем Константином Краузе, будущим писателем — К. А. Фединым. В нынешние времена он воздерживается говорить о своем немецком происхождении.

Верочка, у каждого человека имеется свой роковой день. У меня — 7 февраля 1920 года, когда я поссорился с командармом Первой Конной Армии Семеном Буденным. Этот вояка и его друг-побратим луганский слесарь Клим Ворошилов считают, что только они отстояли революцию. В их компанию затесался еще анархист Василий Чапаев, теперь из него делают народного героя, полководца всех времен и народов. Михаил Васильевич Фрунзе, человек, которого я уважаю, как-то спросил Чапаева:

— Ты, Василий Иванович, стоишь за какой Интернационал? Второй или Третий?

Он ответил:

— Стою за тот, за который стоит т. В. И. Ленин!

После обеда Михаил Николаевич спросил:

— Вы не устали, Верочка, меня слушать?

— Вы — прекрасный рассказчик. У меня перед глазами все время стоят образы живых людей.

— Счастлив, что вас увлекла моя беседа, с вашего разрешения буду продолжать. Исаак Бабель приходил читать свои дневниковые записи. В память навсегда врезалась его фраза: «Буденновцы несут коммунизм, бабка плачет». Эту запись он сделал 14 июля 1920 г. Я как-то сказал Буденному: «Семен Михайлович, вся твоя армия создана из отбросов человеческого общества — мародеров, насильников, убийц и прочих негодяев». Этот давний разговор стал известен Сталину. В 20-е и 30-е годы в журналах и газетах появились рассказы Бабеля, иногда он их подписывал псевдонимами. Его «Конармия» впервые вышла отдельной книжкой в Госиздате в 1926 г.

Тухачевский достал из письменного стола «Конармию» и небольшую книжечку «Конец святого Ипатия». Прочла дарственные надписи: «Другу и товарищу М. Н. Тухачевскому. И. Бабель», «Ценю Вашу дружбу, дорогой друг, Михаил Николаевич! Ваш Исаак Бабель».