В период травли я в основном сидела дома. Это вошло в привычку. Девочки, с которыми одобряла общение моя мать, смотрели на меня сверху вниз, оскорбляли за спиной, но продолжали делать вид будто мы друзья. Мать самой обеспеченной из них ставила меня ей в пример. Однажды, обеспеченная девочка с остальными «подругами» поймала меня в подъезде, и накинулась с обвинениями, что моя одежда куплена на деньги ее матери, потому что моя мать занимала у той женщины. Я перестала общаться с ними в шестнадцать лет, когда поступила в колледж, и еще долго восстанавливала свою психику от последствий токсичного общения.
Под давлением родителей я поступила в колледж, куда поступали те, кто не попал в списки студентов других учреждений. Это был выбор отца. Я согласилась не сразу: тайком подала документы в колледж искусств, но оказалась слаба. Когда родители прознали про это, мои рисунки разорвали в клочья и вылили на меня ушат грязи.
У меня обострилась депрессия. Сначала черной была только одежда, а затем коротко постригла и выкрасила в тот же цвет волосы. В тот год пришла работать новая молодая учительница. Она начала отлавливать меня на переменах и настаивать, чтобы я перекрасилась. Ее аргументом были слова, что мы живем глазами других. Ее действия напоминали запрет в школе носить юбку с кедами. Внешний вид учащихся всегда волновал больше отсутствия квалифицированных педагогов и желания учиться у детей.
По окончанию колледжа я не знала куда идти. Фраза «у тебя нет будущего» звучала чаще, чем слова «я в тебя верю». Обещания, данные отцом перед поступлением в выбранный им колледж, устроить на работу вылились в ультиматум «ничего не проси у нашей семьи и вообще забудь о нас».
Человек, который собирал документы об устройстве на работу или поступлении в университет, брезгливо взглянул на меня и посоветовал устроиться официанткой или секретаршей. Женского пола, не узбечка: самое место на дне. В его глазах я была всего лишь расходным материалом.
Школы, колледж мало чему меня научили на самом деле. Это прояснила депрессия. После того как я более менее пришла в себя у меня были проблемы с речью, ухудшилась память: я потеряла большой словарный запас, позабыла школьную программу.
Понизился интеллект. Если раньше найти собеседника по уму было тяжело, теперь я была как окружающие меня люди. Благодаря урокам жизни, любви к искусству, книгам, сохранившейся коммуникабельности и доброжелательности я нашла работу сама, но немного жалею, что не начала свой путь с официантки. Это укрепило бы меня еще больше.
Искусство
Полет воображения неограничен стенами, только разумом. Воображение состоит из картинок, произведших сильное впечатление, пробелы меж которыми заполняет фантазия.
Мое первое сильное впечатление родом из детства. Мы с мамой идем на почту за письмом. Мама вскрывает конверт и достает плотную картонку, открытку. На ней маленький Дед Мороз зажигает на большой елке звезду. Ее лучи озарили синее небо и рассыпались по елке. Дата на открытке чуть позже подсказала, что мне тогда было два года.
Все открытки бережно хранились на самом верху книжного шкафа в оранжевом дедушкином портфеле из свинячьей кожи. Мама доставала их перед новым годом. Красивые и добрые иллюстрации советских художников стали моим первым прикосновением к искусству.
Сложно представить каков был бы мир, в котором нет картин и музыки. Пресные будни без малейшего шанса на передышку.
В возрасте четырех-пяти лет мне стали доверять книги и журналы. Первое знакомство с искусством мирового масштаба произошло на страницах Энциклопедии юного художника. Мне запали в душу маленькие букетики голубых цветов с картины о рождении Христа. Однажды вечером перед сном я утащила книгу в коридор и лежала в полумраке на полу, рассматривая любимую картину.
Глядя на картину сейчас, я удивляюсь своему ведению в детстве. Мир ребенка маленький, помещается в его ладонях. Он сам уменьшает его до таких размеров и окрашивает в знакомые цвета, чтобы было проще воспринимать.
На той картине никогда не было маленьких голубых цветов. Художник написал фиолетовые и красноватые ирисы правильной высоты по отношению к фигурам людей. Маленькими и голубенькими были цветы, которые показывала на прогулке мне бабушка. Только они не могли так красиво стоять в вазе из-за мягких стебельков.
У меня тогда была еще одна тайная страсть. Я до ужаса хотела быть похожей на девочку с картины Веласкеса. Пышное платье, распущенные золотистые волосы – она была моим эталоном красоты.
От картины к картине я старательно перелистовала кубизм и все, что мало напоминало реальность из-за через чур ярких цветов и прямых линий. Тогда мне еще не прививали стыд к обнаженной натуре. Я спокойно созерцала полотна с пышными или изящными телами наполовину или полностью обнаженных женщин и выточенные из камня массивные фигуры мужчин. Самое сильное впечатление оставило сердитое лицо Давида, статуи рук Микеланджело. Кажется, я проводила параллели «сердитый, значит недовольный», «недовольный, значит будет ругаться».