— Если я не уеду сейчас, мама, я не смогу больше терпеть
Анна Эмери не жалела никаких денег, чтобы найти своего пропавшего сына: она платила немыслимые суммы за оформление, печатание и распространение плакатов, которые вскоре стали знакомы каждому жителю Запада; позволяла нанятым детективам неограниченно тратить деньги на поиски. (Один из них рискнул представить счет только за текущие расходы и только за один месяц, июль, на одиннадцать тысяч долларов, и Анна Эмери оплатила его немедленно.) Бейгот, которого Анна Эмери считала старым другом и одним из лучших адвокатов Филадельфии, получил восемь тысяч только за то, чтобы поехать в Форт-Самнер, произвести решающую идентификацию и привезти бедного Роланда домой.
И конечно же, это оказался Роланд — Анна Эмери поняла это с первого же взгляда, когда Бейгот ввел его в комнату, хотя сердце у нее выскакивало из груди, а глаза заволокли слезы.
Ее Роланд! После стольких дней отсутствия! Ее мальчик! Половину лица сына скрывала нелепая повязка, волосы казались темнее и жестче, чем прежде, губы — не такими влажными, розовыми и мягкими, сама фигура его стала более кряжистой и вследствие пережитых невзгод приобрела некий устрашающе-обезьяний вид. Анну Эмери предупредили, что Роланд страдает временной амнезией, не помнит ни своего имени, ни чего бы то ни было, связанного с предыдущей жизнью, однако в первый же миг ее поразило то, как он посмотрел на нее: это был хорошо знакомый ей косящий, но лучезарный сыновний взгляд из-под полуопущенных век, в котором смешивались страх, восторг и восхищение.
— Мама?..
И уже в следующее мгновение он стоял на коленях подле ее кровати, рыдая в материнских объятиях.
— Мой дорогой Роланд, дитя мое, Бог вернул мне тебя, — плакала Анна Эмери. Так оно и было.
Проницательный старый Стаффорд Шриксдейл с первых секунд встречи понял, что этот «беспамятный племянничек», о котором только и говорили в Филадельфии в эти дни и о чьем возвращении торжественно вещали общенациональные газеты, — самозванец. Но он был так потрясен, так выбит из колеи дерзостью игры, которую затеял незнакомец, что только и смог что пробормотать слабым, прерывающимся голосом какое-то приветствие и, к своему последующему сожалению
Которая оказалась холодной, влажной и липкой, хотя рукопожатие было крепким, как никогда в прошлом, насколько мог припомнить дядюшка Роланда.
И этот косой, на миг вспыхнувший взгляд самозванца не имел ничего общего с водянистым взглядом Роланда.
Тем не менее: существовала бедная Анна Эмери, сияющая и дрожащая от радости, повисшая на руке своего мальчика и хватающая Стаффорда за рукав, словно желая соединить их в объятии, к которому ни один из них не стремился. Все было именно так, как говорили кругом: Анна Эмери ничуть не сомневалась, что этот человек — ее чуть было не потерянный навсегда сын Роланд, а кто решится спорить с ней, во всяком случае, сейчас?
Анна Эмери подтолкнула чужака:
— Роланд, дорогой, ну попытайся вспомнить своего дядю Стаффорда, ну, пожалуйста! Это брат твоего покойного отца. Ну
Здоровенный мерзавец изо всех сил принялся изображать старание, морща лоб, щурясь и беззвучно шевеля губами, как…
— Д-да, мама. Я постараюсь. Может, с Божьей помощью…
В результате проницательный старый Стаффорд Шриксдейл уходил после первой встречи со своим «беспамятным племянником», одновременно и продолжая верить, что этот человек — самозванец, и поколебленный в своей убежденности
Сыновья Стаффорда, приходившиеся Роланду кузенами и никогда не жаловавшие рыхлое болезненное заласканное существо, как всегда, резко разошлись во мнениях, при этом каждый видел то, что казалось очевидным ему, и был готов ополчиться на всякого, кто с ним не соглашался.
Бертрам сказал:
— Он не Роланд. Это ясно и дураку.
Лайли сказал:
— Но он должен быть Роландом — разве можно обмануть стольких людей, а тем более Анну Эмери?
Уиллард сказал с иронической, типично адвокатской интонацией:
— Манера речи этого человека, неуловимо нервная интонация, косые взгляды и усмешки, то, как он по-женски вертит плечами и ягодицами, как ходит, — все это указывает на то, что он Роланд, черт бы его побрал. Однако в то же время, если присмотреться повнимательнее, как это сделал я, изучив его сзади, с боков, издали и вблизи, то кажется, что это наш кузен в оболочке другого человека, незнакомца, который на несколько лет старше Роланда, каким мы его помним.
— Уиллард, ты что, с ума сошел? Что ты такое несешь? — перебил его Бертрам. — «Наш кузен в оболочке…» В какой такой «оболочке»?