Исповедь моего сердца

Но в то утро в кабинете Биса он ощущает нервную дрожь во всем теле, включая пах. Розамунда, молитвенно взывает он с легкой иронией, о Роза Мира, смилуйся над страстным любовником, заключенным в тело стареющего мужчины.

II

Как явствует из мемуаров Абрахама Лихта, к осени 1926 года он снова здоров; полностью оправился, хотя временами, следует признать, у него побаливает голова, словно ее набивают толченым стеклом и осколки при малейшем повороте приходят в движение.

Но он здоров. Он снова в форме. Под именем доктора Моисея Либкнехта (работавшего прежде в Вене, Цюрихе, Париже, Лондоне) он шагает по жизни одновременно изящно и решительно; человек, полный тайн, и вместе с тем человек, связанный с наукой; психотерапевт, он (по слухам) начинал как биолог или физик в Вене, в 80-е годы. Человек зрелых лет — немного за шестьдесят (на самом деле Абрахаму Лихту шестьдесят пять, но собственное лицо он рассматривает в зеркале с неизменным изумлением, словно видит существо о двух головах). Операция по пересадке желез от обезьяны прошла исключительно удачно… это факт.

К сожалению, они часто ссорятся с доктором Бисом.

Дело в том, что, хотя Моисей Либкнехт владеет всего тридцатью семью процентами акций клиники и, строго говоря, не является ее соучредителем, он убежден, что разбирается в текущих делах предприятия, а также в проблемах душевного здоровья как таковых гораздо лучше Биса. Куда основательнее партнера он исследует не только состояние здоровья и финансовые возможности будущего пациента, но и его семейные связи: вполне очевидно, что предпочтение следует отдавать тем, у кого нет близких родственников (ибо от близких родственников всегда одни неприятности: чем больше родственников, тем больше наследников; а чем больше наследников, тем больше неприятностей). В принципе Бис разделяет эту позицию; но на практике ею пренебрегает, стремясь ухватить как можно больше. Бизнес поглощает его целиком. Его девиз — побольше денег в кратчайшие сроки; ну и еще — еда и выпивка в нездоровых количествах (теперь, когда Абрахам пьет лишь от случая к случаю, он тем более осуждает неумеренность партнера). Служащие клиники поговаривают, что Бис колется морфием; но Абрахам, точнее, скрытный Моисей Либкнехт, не из тех, кто обсуждает столь деликатные вопросы.

Подобно большинству союзов, этот изведал на своем веку и взлеты, и падения. В начале 1924 года, когда Абрахам Лихт решил вложить 42 000 долларов в клинику «Паррис», погрязшую к тому времени в долгах, Бис откликнулся с чрезвычайной живостью. Он предоставил в его распоряжение самый большой, с книжными полками во всю стену и видом на английский сад, кабинет в бывшем жилом особняке; заверил, что без совета с ним не примет ни единого решения; польстил, заявив, что с деловым чутьем Лихта и его, Биса, профессиональным врачебным опытом они наверняка станут в ближайшие несколько лет миллионерами.

— Это всего лишь вопрос времени, Моисей. Нужные пациенты, хороший, надежный штат терапевтов, массажистов, медсестер, санитаров — и дело пойдет само собой. Ибо аутогенное самосовершенствование — лекарство от большинства недугов. На сей счет у меня нет никаких сомнений.

Доктор Бис говорил с такой неотразимой убежденностью и таким детским идеализмом, что Абрахам и сам верил в успех… хотел бы верить. (Разве не читал он, что большинство психических заболеваний со временем проходят сами собой? Главное — не принимать в клинику тяжелобольных: шизофреников, маньяков, параноиков и так далее; и поменьше пациентов с органическими заболеваниями.) Абрахам занялся проверкой биографии Феликса Биса и убедился, что тот получил степень доктора медицины в Раттерском университете, Нью-Джерси, затем изучал психиатрию в Эдинбурге (по крайней мере, с некоторым беспокойством поправил себя Абрахам, эти сведения относятся к человеку по имени Феликс Бис).

Бис же был наслышан об Абрахаме Лихте по бурной деятельности Общества по восстановлению наследия Э. Огюста Наполеона Бонапарта и рекламациям; к удивлению Биса, один из его свойственников вложил в это предприятие солидную сумму и прогорел. Бис оценил замысел (о чем сказал Абрахаму при первой же встрече) и тогда же подумал, что в один прекрасный день они наверняка протянут друг другу руки: «Наши пути пересекутся, и мы зашагаем вместе. Да!»

Потом, когда радужное начало осталось позади и стало возникать все больше разногласий, Абрахам Лихт как-то в разговоре заметил, что как партнеры, а еще более как друзья они всегда должны говорить друг другу только правду. Бис охотно согласился.

— О чем говорить, Моисей, в любом случае такой растяпа, как я, не может и думать о том, чтобы провести вас.