Я переоделась, сменила джинсы и кофту с рукавами на короткие шортики с бахромой и тоненькую маечку на бретельках, запихала лифчик в рюкзак. От прикосновения тонкой бархатистой ткани к моей груди (или, может, не от ткани, а от таких мыслей, не знаю, не важно…) соски приподнялись, дыхание участилось, я почувствовала то особое волнение, когда вроде бы и сердце бьётся не чаще обычного, а всё же — не так, иначе, не как всегда…
Повод представился скоро — разносили чай. Я несколько раз зацепилась глазами с проводником, слегка нагнулась в нужный момент, чтобы ему было удобнее заглянуть в вырез маечки, потянулась за рюкзаком на верней полке, пружинисто и упруго выгнулась, чувствуя, как тонкая летняя маечка прилипает к телу… И удовлетворенно, отметила, что проводник все это время не сводил с меня глаз. Ха! Парень спёкся. Даже не ожидала, что его окажется так просто «завести». Проходя дальше по вагону, он уже поглядывал в мою сторону, даже шаг замедлял. До вечера я успела отнести стакан, пару раз подошла спросить о каких-то пустяках, заглядывая ему в глаза или «ненароком» касаясь то плечом, то бедром. Было заметно, как он вынужден собираться с мыслями чтобы отвечать хоть что-то вразумительное. Возможно, мне бы это показалось смешным, но меня несла всё та же озорная волна, и мне это не то что нравилось, но заводило как-то, и я ощущала странное волнение в груди… приятное, немного недоверчивое — «получится или нет» — с маленькой толикой сладкой жути, словно в первый раз.
Поезд всё катился, степь за окном сменилась перелесками, и от этого как-то сразу стемнело. Раздали бельё, и я, конечно, не упустила случая еще раз оказаться рядом с моей предстоящей жертвой и легонько задеть его — на сей раз уже грудью. Когда зажёгся синий дежурный свет, подошла к купе проводников, спросить на сей раз о том, когда приедем (ну, неграмотная я, расписания на стенке не разумею:-), спросила, не скучно ли вот так мотаться туда-сюда, да так и завязала разговор обо всём сразу. Ощущение, что планы мои стремительно двигаются к осуществлению, заставляло меня чаще дышать, а парень (казавшийся уже довольно-таки симпатичным) едва отводил взгляд от моей груди. Я совершенно наглым образом уселась на койку, ему ничего не оставалось, как плюхнуться рядом (больше там просто некуда). «Папаша» куда-то исчез (потом «мой» сознался, что еле уговорил его уйти в соседний вагон, поспорив на бутылку, «папаша», конечно, не верил — и, в общем-то, правильно не верил, но сегодня был особенный день).