Исповедь на краю

Лимузин Станислава Грина остановился у «Черного бриллианта» за несколько минут до показа. Швейцар почтительно склонил перед Стасом голову. Когда певец небрежно бросил на стойку гардероба роскошную шубу от Роберто Ковалли, в вестибюль вошли крупная дама в мехах и бриллиантах и стройный, удивительно красивый юноша. Он снял, аккуратно сложил и передал гардеробщику скромную замшевую куртку на меху. Поймал взгляд Стаса, и его карие глаза расширились удивленно и восхищенно.

– Здрасте, – прошептал Гера, чувствуя себя полным идиотом.

Стас величественно кивнул и отвел внимательный, печальный взгляд. «Какой красивый мальчик, – думал он. – Боже мой, какой молодой. Посмотрел на меня, как на сходящего в гроб Державина». Раиса потянула Геру за руку и повела в зал.

– Ты видела? – спросил Гера. – Это же Грин!

– Подумаешь! Уставился на тебя, как… В общем, в этом мире нужно держаться от всех подальше. Испортят не только сексуальную ориентацию, но и всю жизнь.

– Какую еще ориентацию, – недовольно пробурчал Гера, продолжив мысль уже про себя: «От других подальше, а к ней поближе. Противная черно-белая корова». Все заняли свои места, и настроение Геры значительно улучшилось. По подиуму пошли прекрасные дамы. Таких нарядов и драгоценностей Гера не видел даже в кино.

В банкетном зале они вновь встретились со Стасом, но тот уже подавал себя как главное блюдо ужина: ослепительно улыбался министру культуры, известной балерине гигантского роста в вычурном и безвкусном платье, собственной жене в черном кожаном наряде – она была в компании деловых мужчин. Раиса показала Гере одну девушку:

– Ни за что не поверишь! Это «Мисс Вселенная»!

Девушка была высокой, стройной, но отнюдь не худой. Одета в трикотажное, закрытое, и до колен, платье – белое в черную полоску, большой, довольно нелепый белый шарф и желтые сапоги дополняли наряд. Темно-каштановые волосы, расчесанные на прямой пробор, обрамляли очень милое и несчастное личико. Гера оглянулся вокруг и все понял. Расфуфыренные, сверкающие бриллиантами дамы, сопровождаемые мужчинами с ничего не выражающими лицами и отблеском огромных состояний на лбу, смотрели на «Мисс Вселенную» с нескрываемой насмешкой и довольно громко переговаривались. Гера услышал слова: «Желтые сапоги».

– Рая, давай к ней подойдем.

– Как хочешь. – Раиса пожала плечами и через минуту уже улыбалась девушке почти доброжелательно, знакомясь и представляя ей Геру. Опасности для нее девица не представляла. «Неуклюжая и вообще овца», – профессионально оценила ее Раиса. К себе в салон массажисткой она бы такую точно не взяла.

– Вам здесь не очень нравится? – дружески улыбнулся девушке Гера. – Я тоже в первый раз на такой понтярной тусовке. Сядем вместе?

* * *

Андрей Ильич уже несколько часов кружил в своем «жигуленке». Сомнений быть не могло. Этот «Москвич» ездит за ним. И не первый день. Он набрал номер по мобильнику.

– Василий Иванович? Добрый день, дорогой! Как дела? Как здоровье супруги, деток? Очень рад. Я как-нибудь заеду к вам, привезу новый препарат для вашей тещи. Чудодейственное средство. Все очищает. Печень, почки, кровь… А у меня маленькая просьба, Василий Иванович. Не проверите по своим каналам: синий «Москвич», номер… Буду бесконечно признателен. Жду. Желательно побыстрее, но как получится. Номер моего мобильного помните? Ну, все. Всегда ваш.

Он еще поездил по улицам, заехал в супермаркет, купил продуктов, бутылку «Хеннесси» и вернулся к себе на Красноармейскую. Поднялся в квартиру и сквозь крошечную щель в жалюзи посмотрел вниз. Синий «Москвич» стоял во дворе.

Андрей Ильич удобно расположился в роскошном кожаном кресле апельсинового цвета, с наслаждением вдохнул запах коньяка в широком бокале, аккуратно пригубил и подождал, пока тепло доберется до сердца. Но тревога не исчезла. Он вновь подошел к окну. Уже темнело, но машину разглядеть удалось. Тошнота поднялась к горлу. Самое ненавистное чувство. Страх погони. Он почти забыл, что это такое. Последние годы принесли не только успех его маленькому бизнесу, но и чудесное ощущение полной безнаказанности. Когда-то Андрей Ильич боялся возможных догадок коллег, доносов соседей, а при слове «прокуратура» изо всех сил старался не потерять сознание. Сейчас он просто занимал свою нишу в огромном, разнообразном и со всех сторон защищенном небоскребе криминала. Андрей Ильич почувствовал себя почти невидимкой. Кто-то выслеживал наркомафию, кто-то ломал голову вместе с шеей, разбираясь в преступлениях нефтяных и золотых королей, остались даже чудаки, преследующие серийных маньяков. Но исчезновение детей, чаще всего сирот, в разное время в разных местах при несхожих обстоятельствах никто не связывал вместе, не искал одного организатора.