Исповедь на подоконнике

— Мне только что позвонил отец, он в Москве по делам и хочет посмотреть, как я живу.

— Так пусть заходит, мы безобидные, Ваню спрячем. — пожал плечами Базаров.

— Он уверен, что я уже пять лет как живу в своей квартире! — никто не ответил, а Чехов продолжил, отвечая на молчаливые переглядки друзей. — Папа мне каждый месяц присылает крупные деньги, и вы это знаете. Я вам немного наврал, сказав, что это в общем и целом на мою веселую юную жизнь. Нет, на них я должен быть снимать квартиру. Вы по-прежнему ничего не понимаете?!

— Да… зачем ты тогда жил в общежитии?

— Первые два года я деньги проигрывал с той университетской компанией, помните? Не смотрите на меня так, я вырос единственным сыночком в богатенькой семейке. И жил в общаге, где с меня мало требовали. А потом чего-то решил не съезжать, да и лучше бы потратил на себя. И вот, он приедет, а оказывается, что я живу с группкой мальчишек. Даже если делим счет вместе, то куда уходят остальные деньги? Что мне ему сказать? Привет, папаша, я не умею играть в покер?

— Кстати реально не умеешь.

— Вань, заткнись. Пожалуйста, до вечера уйдите из квартиры, погуляйте по городу, такая красота там все же, вот птицы поют, солнце светит.

Коровьев молча кивнул, допил кофе и указал всем головой, что нужно идти. Базаров и Булгаков спокойно поднялись следом, похлопав по плечу разгоряченного товарища, освещенного красным солнцем.

— Ты сейчас серьезно? Я полумертвый после ночи, куда мне идти? — холодно поднял глаза Есенин. — Я остаюсь. Думай, что хочешь, это твой провал, ты и разбирайся.

— Вань, золото мое, ну пожалуйста… — осипшим голосом, чуть ли не плача, прошептал Женя.

— Чехов, ты прости меня… Но рыжего реально дома нужно оставить, он никакой, он вчера ночью о шкаф чуть не убился. Скажи, что друг переночевать зашел, ладно? — пробормотал Адам.

Чехов уткнулся лицом в руки и безвыходно кивнул. Коровьев, не желающий слышать эту истерику, быстро увел из квартиры Витю с Сашей.

— Иди поспи. — только и смог выговорить трясущийся Чехов.

— Чувак, все будет нормально. Я обещаю. У тебя хороший отец, ничего не сделает. — Ваня, чувствующий себя ужасно виноватым, переминался с ноги на ногу и несколько раз закашлял. — Я могу свалить, ты извини.

— Да сиди. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Ваня покорно поплелся в спальню, как вдруг раздался звонок. Ноги Чехову казались каменными, когда он шел до двери, рука дрожала, а глаз начал дергаться. Женя шумно выдохнул и повернул замок. На пороге стоял высокий, немного поседевший, солидный мужчина в квадратных очках. Лицо его выражало смесь всего уважения, ума, честности и интеллигентности, что когда-то создал в себе мир. Чехов не увидел надменности и шпионажа, словно отец приехал не за допросом и исследованием жизни сынишки. Он шагнул в квартиру, держа руки в карманах черного пиджака, золотая цепочка от очков падала на воротник, собственно, Павел Алексеевич Кариотский выглядел так же, как и всегда, сколько Женя его помнил: статно, дорого.

— Доброе утро, Женя. Я ненадолго. Как настроение?

— Все в норме. — Чехов поднял вверх дрожащую руку в кулаке. — Вот мои хоромы, так сказать… Кухня, ванная, спальня…

Отец спокойно осмотрел виды из открытых дверей.

— Для чего тебе пять кроватей? Женя, сколько раз я тебе говорил, чтоб ты завязывал эту свою золотую жизнь? Все вечеринки да вечеринки. Вот так с порога и разочаровываешь меня, сынок. Ну ладно, дело твое… — Павел Алексеевич молча направился блуждать по квартире, оставив сына дрожать от тревоги.

— Комнат много, ставить нечего. Купил вот… кровати… пять штук… — запинаясь, мямлил трясущийся Чехов.

— Сказал бы, я бы бильярд купил. Господи боже, это еще что?

Женя сорвался с места, чуть не споткнулся и подскочил к отцу, вытирая со лба холодный пот тыльной стороной ладони. Что он мог найти? Сигареты? По сути, Чехову 22 года, но боится, как семиклассник.

— Женя, у тебя в кровати чье-то тело. Побоюсь спросить, живое ли.

Чехов выдохнул. Не сигареты, всего лишь рыжий балбес.

— Это Ваня, мой друг. Он переночевать пришел, у него тут… практика недалеко была.

— Где?

— В церкви. — выпалил Женя первое, что пришло на ум, громко, через сотую секунды после слов отца.

Павел Алексеевич вопросительно посмотрел на сына, тот молча вскинул руки. Отец отправился на кухню, а Чехов, как самая преданная хозяюшка, начал порхать около чайника и разбираться, чем можно покормить отца, а за что его побьет Адам. Вовремя о нем подумал Женя, ведь именно из комнаты Коровьева лениво вышел Котенок.

«Черт», — Чехов напрягся, выронил из рук чашку, начал стремительно убирать тапком осколки в сторону савка с пылью. — «Я труп».

— Женя, твоя квартира все чудесатее и чудесатее. В спальне работник церкви, еще и кот. Что дальше? Крокодил в ванной?

— Нет, там обычно второй ночует. — пожал плечами Чехов и со всей силы дал себе по лбу мысленно, ведь понял, насколько сглупил.

— Второй работник или кот?

— Работник! Ой, то есть кот. Пап, не ругайся… Они тут ненадолго.

— Что же ты с ними сделаешь?