Исповедь. О жизни. Что такое искусство?

Стихотворение это - не исключение по непонятности. Я читал несколько стихотворений Малларме. Все они так же лишены всякого смысла.

А вот образец другого знаменитого из современных поэта, три песни Метерлинка. Выписываю тоже из журнала "Pan", 1895 г., No 2.

Quand il est sorti

(J'entendis la porte)

Quand il est sorti

Elle avait souri.

Mais quand il rentra

(J'entendis la lampe)

Mais quand il rentra

Une autre etait la...

Et j'ai vu la mort

(J'entendis son ame)

Et j'ai vu la mort

Qui l'attend encore...

On est venu dire

(Mon enfant, j'ai peur)

On est venu dire

Qu'il allait partir...

Ma lampe allumee

(Mon enfant, j'ai peur)

Ma lampe allumee

Me suis approchee...

A la premiere porte

(Mon enfant, j'ai peur)

A la premiece porte,

La flamme a tremble...

A la seconde porte

(Mon enfant, j'ai peur)

A la seconde porte,

La flamme a parie...

A la troisieme porte,

(Mon enfant, j'ai peur)

A la troisieme porte

La lumiere est morte...

Et s'il revenait un jour

Que faut-il lui dire?

Dites-lui qu'on l'attendit

Jusqu'a s'en mourir...

Et s'il interroge encore

Sans me reconnaitre,

Parlez-lui comme une soeur,

Il souffre peut-etre...

Et s'il demande ou vous etes

Que faut-il repondre?

Donnez-lui mon anneau d'or

Sans rien lui repondre...

Et s'il veut savoir pourquoi

La salle est deserte?

Monterez-lui la lampe eteinte

Et la porte ouverte...

Et s'il m'interroge alors

Sur la derniere heure?

Dites-lui que j'ai souri

De peur qu'il ne pleure...

<Когда влюбленный удалился

(Я слышал двери скрип),

Когда влюбленный удалился,

От счастья взор у ней светился.

Когда же он опять пришел

(Я видел лампы свет),

Когда же он опять пришел,

Другую женщину нашел.

И видел я: то смерть была

(Ее дыханье я узнал).

И видел я: то смерть была,

Она его к себе ждала.

(Морис Метерлинк, Двенадцать песен в переводе Г. Чулкова, изд. В. М. Саблина. 1905)>

Пришли и сказали

(О, как страшно, дитя!),

Пришли и сказали,

Что уходит он.

Вот зажгла я лампу

(О, как страшно, дитя!),

Вот зажгла я лампу

И пошла к нему!

Но у первой двери

(О, как страшно, дитя!),

Но у первой двери

Задрожал мой свет.

У второй же двери

(О, как страшно, дитя!),

У второй же двери

Зашептал мой свет.

И у третьей двери

(О, как страшно, дитя!),

И у третьей двери

Умер свет.

А если он возвратится,

Что должна ему я сказать?

Скажи, что я и до смерти

Его продолжала ждать.

А если он спросит, где ты?

О, что я скажу в ответ!

Отдай ему этот перстень,

Ничего не сказав в ответ.

А если он удивится,

Почему так темно теперь?

Укажи погасшую лампу,

Укажи открытую дверь.

А если он спрашивать будет

О том, как свет угасал?

Скажи, что я улыбалась,

Чтоб только он не рыдал!

А если он не спросит,

Должна ли я говорить?

Взгляни на него с улыбкой

И позволь ему позабыть.

(Морис Метерлинк, Пеллеас и Мелизанда и стихи в переводе Валерия Брюсова, изд-во "Скорпион", М., 1907)>

Кто вышел, кто пришел, кто рассказывает, кто умер? Прошу читателя не полениться прочесть выписанные мною в прибавлении 1-м образцы более известных и ценимых молодых поэтов: Griffin, Regnier, Moreas и Montesquieu. Это необходимо для того, чтобы составить себе ясное понятие о настоящем положении искусства и не думать, как думают многие, что декадентство есть случайное, временное явление.

Для того, чтобы избежать упрека в подборе худших стихотворений, я выписал во всех книгах то стихотворение, какое попадалось на 28-й странице.

Все стихотворения этих поэтов одинаково непонятны или понятны только при большом усилии и то не вполне.

Таковы же и все произведения тех сотен поэтов, из которых я выписал несколько имен. Такие же стихотворения печатаются у немцев, скандинавов, итальянцев, у нас, русских. И таких произведений печатается и набирается если не миллионы, то сотни тысяч экземпляров (некоторые расходятся в десятках тысяч). Для набора, печатания, составления, переплета этих книг потрачены миллионы и миллионы рабочих дней, я думаю не меньше, чем сколько потрачено на постройку большой пирамиды. Но этого мало: то же происходит во всех других искусствах, и миллионы рабочих дней тратятся на произведения столь же непонятных предметов в живописи, музыке, драме.

Живопись не только не отстает в этом от поэзии, но идет впереди нее. Вот выписка из дневника любителя живописи, посетившего в 1894 году выставки Парижа: "Был сегодня на 3-х выставках: символистов, импрессионистов и неоимпрессионистов. Добросовестно и старательно смотрел на картины, но опять то же недоумение и под конец возмущение. Первая выставка Camille Pissaro самая еще понятная, хотя рисунка нет, содержания нет и колорит самый невероятный. Рисунок так неопределенен, что иногда не поймешь, куда повернута рука или голова. Содержание большею частью "effets": effet de brouillard, effet du soir, soleil couchant [Эффект тумана, эффект вечера, заходящее солнце (фр.)]. Несколько картин с фигурами, но без сюжета.