Исповедь Обреченной

– Волосы – не зубы, вырастут после лечения, – лукаво улыбнулась она. – То-то еще будет.

А потом я брила ее голову под ноль и смотрела, как все больше и больше кудрявых рыжих волос осыпается на подстеленную внизу клеенку с цветочками.

Почему-то тогда я считала, что сразу после окончания лечения ядом она снова обретет пушистую рыжую шапку, и все у нас будет хорошо, и проживет она как минимум еще двадцать лет.

За все те три года мучений, которые она прожила, волосы у нее так и не выросли.

14 февраля

16:24

На дворе – день всех влюбленных.

Значит, это и мой день тоже – надо только определиться, в кого я влюблена.

Ну, в свои меховые тапочки, которые я приобрела на блошином рынке всего-то за пятьдесят рублей. Или, например, в картину, на которой изображен рыжий кот с большими грустными глазами.

После приема каждодневных таблеток у меня начинается жуткая «побочка»: начинает мутить, сердце – кажется – вот-вот вырвется наружу, пробив мягкую, бледную кожу, лицо становится мертвенно-белым настолько, что все мое лицо почти полностью оказывается в веснушках, когда их у меня только на носу и под глазами. Да и руки будь здоров трясутся: врагу не пожелаешь!

Так что поэтому меня никто «не выбрал», лишь потому, что из-за приема таблеток я становлюсь похожа на ходячий труп. А таблетки, между прочим, мне нужно принимать в университете строго с десяти до одиннадцати – целый час мучений и состояния пофигизма. Хорошо, что пока что у меня освобождение на целых полгода.

После того, как я более-менее прибралась в доме, закинула в себя очередную порцию разноцветных таблеточек и переждала жуткие побочные, я села в кресло и позволила себе отдохнуть, просматривая ленту соц-сетей.

Ничего нового. Какие-то посты про «любимого зайку» и «мой милый мне подарил…», фотографии целующихся пар. Бе. Противно.

Я положила телефон на тумбочку, уставившись на камин.

А правда, что, если бы у меня был парень? Носил бы цветы? Дарил подарки? Может быть, даже целовал? Как пафосно. Как представлю себе, что у меня во рту болтается чей-то язык – пробивают рвотные позывы.

В нашем классе была девочка, у которой грудь начала расти в десять лет, и к двенадцати годам она составляла пару некрупных арбузов. Да и задница у нее была вполне себе, в то время, как мы ходили «палочками». Эта девочка к своим пятнадцати успела потаскать не один десяток парней, не один раз лишиться девственности и, соответственно, не один раз пожалеть об этом.

(Стучу пальцами по столу – а что, так можно – лишаться девственности несколько раз? Что я сейчас вообще написала?)

Единственное, для чего мне бы был нужен парень – для покупки лекарств, потому что это все, что меня еще держит на этом свете одной рукой. Если на пиццу еще можно было закрыть глаза, то от ежедневного приема таблеток до конца своей жизни, если снова не захочешь проторчать месяц-два в реанимации, ты уже, к сожалению, никуда не денешься.

Кир, он, понятное дело, все делает, чтобы я еще повисела здесь какое-то время. Наши семьи дружили еще со школы, и поэтому, когда мы с Киром родились, их стаж уже составлял около пятнадцати с лишним лет. Они все переживали вместе… Родители Кира – владельцы какой-то там супер-пупер наворочанной компании, поэтому денег у них хоть ковшом грести можно. Именно они помогали оплачивать мне мои операции.

Потому что я страшный сердечник, который до кончиков рыжих волос зависит от этих чертовых операций, чтобы хоть как-то продлить мне жизнь.

Продлить, не больше.

Врачи не давали моей маме каких-то хороших прогнозов, что их ребенок (то есть я, к сожалению) доживет хотя бы до первого года: откажет сердце. Мама не верила.

Я проводила в реанимации минуты, часы и сутки. Мне что-то кололи, вытаскивали из инкубатороподобного помещения, закрепляли и снимали датчики. Почему-то тогда я боролась, хотя сейчас ничего не помню.

Не помню, зачем боролась. Чтобы вечно жить с этими ужасным болями? Носить в косметичке не духи и помаду, а кучу лекарств? Выучить расписание приема каждого флакончика и каждой пачки таблеток? Чувствовать себя виноватой за то, что семья Кира тратится на того, кто вскоре все равно умрет?

Ох, если бы знала, что вскоре останусь без гроша в кармане, совершенно одна, к черту бы всех этих хирургов послала…

Но вопреки прогнозам врачей я дожила до восемнадцати лет, двух месяцев и четырнадцати дней, хотя это в мои планы вообще не входило. Но я жила… Наверное, просто так. Потому что меня, наверное, родили, и «жить» было моей обязанностью.