Исповедь Плейбоя (СИ)

Странно, что слово «любовь» впервые звучит именно от нее, но я знаю, что теперь за моей спиной появился еще один Цербер, от которого не сбежать.

Я еду к нему в эту ночь. Не признаваться в чувствах, которых не знаю и не понимаю, а потому что даже у бега по замкнутому кругу есть конечная точка, обрыв, в который рано или поздно придется упасть, стоит лишь не вовремя нажать на тормоза. В сырую и холодную субботнюю ночь, выключив телефон для всего остального мира, пропуская красные светофоры. Сбрасываю листву, как осеннее дерево в ветреную погоду, абсолютно беспомощная перед эмоциями, которых боюсь.

На часах – почти полночь.

Я звоню в домофон, но никто не открывает. Еще раз – и опять без ответа.

Еще и еще, но динамик домофона шепчет беззвучным едким голосом у меня в голове: «Ничейная кошка никому не нужна».

Холодно. Не телу – душе.

Сажусь на порог, плотнее кутаясь в пальто, прячу нос в толстый меховой воротник.

В эту ночь мне никуда больше не хочется идти. Ни к кому на всем белом свете. Эта ночь делится на часы, как горькая таблетка, и каждый я глотаю вместо лекарства от бессмысленной надежды. А она все живет и живет, и даже когда закапываю ее в глубокую могилу, рассветает на свежем холмике арахисовым кустом.

Но в эту ночь дверь для меня так и не открывается.

Пока дворники сгребают с лобового стекла опавшие листья, я пишу в своей записной книжке: «Девять дней без «Руслана». Зачеркиваю, и изменяю на: «Совсем без «Руслана».

Перед глазами все плывет, и зубы стучат, словно заводная челюсть из магазина дурацких приколов. Не знаю, как добираюсь до нашей с Юрой квартиры. Просто не знаю и все, как не знаю, почему вокруг меня люди в белых халатах, и кто-то из них говорит, что с температурой сорок я только чудом ни во что не врезалась.

****

Несколько дней – или больше? – я провожу в болезненной лекарственной дреме в одной из честных клиник. Когда бы не открыла глаза – вокруг постоянно незнакомые лица и голоса, и только изредка всплывает теплая ладонь мамы на моем раскаленном лбу, и еще голос отца, который клянется разнести все по кирпичикам, если мне не дай бог станет хуже.

Юра тоже почти все время рядом: даже в отключке я слышу, как он выстукивает очередную морзянку на экране своего телефона.

Мне нравится болеть, потому что какой бы химической дрянью не пичкали мои вены, она выключает мою реальность. Жаль, что нельзя болеть вечность: лежать в пустой жесткой койке и предаваться миру грез, в которых я на том закатном пляже, и есть только прибой, теплый песок под ногами и мужчина с выгоревшими волосами.

Но у меня просто тяжелый грипп, и через пять дней мне становится лучше, а еще через два меня отпускают домой на поруки мужа. Я хочу побыть ребенком хоть немного, засучить ногами и сказать, что мне нужно побыть рядом с мамой, потому что только материнская забота поможет мне вернуться к полноценной жизни, но на самом деле это будет лишь детская попытка сбежать от реальности. И когда Юра привозит меня в нашу роскошную квартиру с видом на реку, я не чувствую ничего, кроме потребности развесить указатели по всему дому, иначе нарочно потеряюсь в лабиринтах множества комнат в поисках своего Минотавра.

Выставка, которую организовывает мать, проходит с блеском. Юра несколько раз переспрашивает, хочу ли я пойти, потому что после выписки прошла всего неделя, и каждый раз мне хватает силы воли спокойно ответить: «Да, хочу».

Я знаю, для чего туда иду.

Мне нужен повод вернуться. Нужна нитка от путеводного клубка, чтобы отыскать дорогу, которую я и так прекрасно помню. Потому что на улице уже последние недели ноября, а последнее сообщение в моем телефоне датировано, кажется, еще прошлой жизнью.

Даже если Руслан придет с Лизой – я готова вытерпеть и это.

Но в этот раз Лиза приходит со своей лучше подругой Инной, и они обе практически ни на шаг не отходят от моей матери.

— Может, домой? – Яс трудом убегаю от непонятной тоски, и хватаюсь за Юру, словно за спасительную соломинку. – Хочу с тобой побыть. Давно не было…

Нет необходимости продолжать пресную фразу, потому что Юра всегда готов утихомирить меня в постели.

В начале декабря мы летим в Амстердам. Он по заданию отца, а я – просто гулять. Хоть на самом деле это немощная попытка натянуть струну до максимального предела и позволить ей разорваться. И она тоже с треском проваливается.

Около четырех вечера Юра звонит и извиняется, что придется отложить наш запланированный поход в ресторан, потому что его пригласили на совместный ужин и отказать просто невозможно. В этот раз я уверена, что дело только в работе, а не в очередной кукле с коровьими ресницами. Если он и нашел себе местную деваху, то вряд ли поведет ее выгуливать в ущерб нашему времени. После того, как он проворонил мой грипп, отец явно хорошо прополоскал ему мозги на тему ответственности и внимания к собственной жене. Если бы Юра столько раз не забивал на меня, я бы, пожалуй, испытывала угрызения совести, ведь в той моей выходке его вины не было совсем.