Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых

Большая палата, густые зимние сумерки, но свет никто не зажигает, в лиловом мареве я не сразу различаю лежащего на кровати старца, подхожу под благословение, целую его влажную пухлую руку, а он хрипло командует:

– Ешь!

И маленькая матушка из его команды тут же достаёт из замотанной в полотенце кастрюльки горячую ароматную рыбную котлету и вручает мне, положив её на ломтик хлеба. Обжигаясь, я едва успеваю откусить невероятную сочную вкуснятину, как тут же следует другой приказ:

– И рассказывай очень быстро, пока тебя врачи не выгнали!

Гмм! И как, интересно, это сделать?

Я давлюсь, отчаянно сглатываю горячущий ком и скороговоркой объясняю про все свои страдания насчёт отца Георгия, только что покинувшего палату.

Да, не скрою, мне бы очень хотелось услышать что-то одобряющее в подтверждение моих действий, но отец Серафим превзошёл мои самые смелые ожидания. Он буквально проорал в своей неподражаемой манере, что я правильно сделала, потому что сумасшедших приходится кормить насильно, ничего не поделаешь, раз они из ума выжили!

И что неразумный пост приравнивается к самоубийству!

И что больному человеку категорически нельзя поститься, потому что Господь и так уже посетил его болезнью, и только дурак скажет в ответ, мол, изыди, Господи, ведь я желаю призывать тебя молитвой и постом!

Дальше он вынес вердикт, что нет на мне греха за то несчастное масло, но говорить отцу Георгию об этом не надо, а лучше поискать себе другого духовника, пока я сама остатки здоровья с ним не потеряла. Ой!.

На прощанье отец Серафим благословил всегда приезжать к нему по важным вопросам и строго-настрого запретил мне поститься.

Я вылетела из палаты, как на крыльях, и в коридоре наконец-то смогла доесть самую вкусную в моей жизни рыбную котлету. И ещё раз я выдохнула, когда увидела, что у противоположного окна отец Георгий оживлённо беседует со студентом Димой, значит, он мог и не расслышать, какие слова старец прокричал в его адрес. С одной стороны жалко, а с другой ладно, пусть, не время сейчас, и я тоже лучше пока промолчу.

Уже в потёмках, когда мы шли к машине, стуча зубами от холода, отец Георгий вдруг растерянно спросил, какой сегодня день. Я ехидно ответила:

– Пятница, батюшка!

– А я котлету съел в постный день!

– Так ведь это благословение старца, батюшка! – внутренне ликуя, возразила я.

Ну конечно же, я не смогла от него уйти! И как можно оставить самого близкого человека в такое трудное время?

Да, признаюсь, что на этой стадии развития (или деградации) духовный отец становится намного ближе, чем какой-то там муж и родной отец вместе взятые, и духовные связи между людьми гораздо сильнее, чем плотские или родственные, а духовник, кроме всего прочего, отвечает за тебя перед Богом, и если ты погибнешь, то и он не спасётся, таков закон!

Но теперь у меня хотя бы появилось внутреннее право не слушаться батюшку буквально, а сначала подумать, кто говорит со мной в данный момент – немощный человек или же Бог его устами?

Очень важно уметь различать эти два голоса, чтобы не обмануться и не погибнуть вместе. Однако, скоро к двум голосам добавится и третий, вот тогда всё во мне пошатнётся до основания.

* * *

Случилось это на приходе в деревне в келье отца Георгия, когда однажды поздним вечером там вдруг сбылся в реальности мой давний кошмарный сон, привидевшийся ещё в самом начале моей церковной жизни. Мне тогда отчётливо приснилось, как я в храме исповедуюсь батюшке и постепенно раскрываю одну за другой потаённые двери в самую глубину моей души. У кого есть такой опыт, тот меня поймёт – это как бы внутренние сейфы-матрёшки в самой сердцевине личности человека.

На самом деле, туда вообще никого нельзя пускать, даже самого-самого родного человека, потому что любое движение извне причиняет вред и немыслимую боль, как неосторожное прикосновение к открытому сердцу.

Так вот, во сне я исповедуюсь, говорю о чём-то очень важном и сама постепенно снимаю блокировку с этих внутренних дверей одну за другой. И когда остаётся самая последняя дверца, за которой всё самое главное, моя жизнь и моя смерть, то я вдруг чувствую явное нетерпение батюшки, желающего поскорее туда проникнуть. Почуяв неладное, я поднимаю голову, накрытую епитрахилью, и вижу, что вместо отца Георгия в облачении священника надо мной стоит омерзительное существо – тот самый бес, каким его описывают святые отцы, а я практически беззащитна, сама открыла все ворота и пустила врага в свою цитадель!

В ужасе я проснулась тогда вся в холодном поту, долго приходила в себя, и потом даже рассказала батюшке об этом сне, получив от него заверение, дескать, бесы специально так меня пугают, чтобы отвратить от спасительного таинства.

А тут мой давний сон сбылся наяву практически один в один – всё то же, только вместо светлого храма полутёмная келья отца Георгия, у икон горит лампада, и у аналоя чуть потрескивает одинокая свечка, за окном оранжевый свет фонаря отражается от снега, поэтому всё видно, и лампа не нужна.