Исповедь самоубийцы

— Давай-давай, чего уж там, не бойся… — увидев колебания подчиненного, поторопил начальник штаба. — Помяни своих ребят…

Молодой офицер проглотил сушащий губы и рот спирт и припал к кружке с водой, которую ему подал энша. По телу крупно прошла судорога неприятия, от желудка в виски сразу ударила горячая волна.

— Ну а теперь — к делу!

Мезенцев глядел на начальника настороженно. Что значит «к делу»? Мелькнула совершенно идиотская мысль: а что, если тот прямо сейчас, преследуя какие-то свои цели, в таком вот состоянии поведет его к командиру?.. Не случайно же начштаба в части так не любили и считали способным, если ему это выгодно, на любую подлость…

— Я тебе, Мезенцев, за твое преступление… — уже иначе, жестко заговорил начальник штаба, убирая в стол стакан и кружку. — А ведь ты, именно ты, и в самом деле совершил сегодня преступление, кто бы тобой ни командовал и чьи бы распоряжения ты ни выполнял… Так вот, за твое преступление я придумал тебе такое наказание, что ты, только чтобы избежать его, сам согласился бы в цинковый ящик залечь…

Он еще не закончил свою речь, а Петр уже понял, что именно тот имел в виду.

— Не надо! — прошептал он.

Наверное, Мефистофель и тот не смог бы улыбаться с более дьявольской улыбкой, чем это сделал энша.

— Надо! — твердо и высокомерно проговорил он. — Только ты, и никто иной!

Мезенцев схватил его за руку, заговорил горячо, жарко выдыхая спиртовые пары:

— Не надо, прошу вас, все что угодно, но только не это! Я согласен до самой замены во все наряды за всех подряд ходить!.. Я вашим личным адъютантом буду… Я у вас полы в кабинете буду мыть…

Энша брезгливо отдернул рукав своего новенького «камуфляжа» от прокопченных рук подчиненного.

— Мезенцев, это вопрос уже решенный. «Борт» сегодня в двадцать часов. Так что собирайся, подписывай документы — и вперед! Времени осталось слишком мало…

Только теперь в полной мере оценил Петр все коварство начальника. Он сейчас сделал бы все, лишь бы избежать выполнения данного ему задания. Однако от него сейчас разило спиртом, как из винного погреба, а потому он уже не мог пойти к командиру и попытаться упросить того избавить его от этой страшной командировки.

Делать ничего не оставалось, как только покориться приказу.

— Есть! — обреченно бросил он ладонь к козырьку форменного кепи.

— Погоди…

Все еще надеясь на какое-то чудо, подчиненный поднял глаза на начальника. Однако тот не оставил ему и последнего шанса.

— Садись! — кивнул он на стул, теперь уже стоящий возле стола.

Мезенцев присел.

— Подпиши-ка тут кое-что…

Подавленный происходящим, чувствуя, как от выпитого в голове путаются мысли, потея от жара, который растекался от желудка по всем жилочкам, старший лейтенант ставил одну свою подпись за другой в каких-то документах, в графах, на которые указывал энша.

— Ну а теперь все, — собирая бумаги в папку, кивнул ему начальник. — Можешь идти!

Когда за старшим лейтенантом закрылась дверь, энша поднял трубку полевого телефона, резко крутанул ручку.

— «Линзу»! — коротко назвал он позывной вышестоящего штаба. — Срочно!

Пока все шло по плану.

…В Ташкенте Мезенцева встречали. Едва самолет, зарулив на стоянку военного аэродрома, перестал крутить винтами, к нему подкатил «ГАЗ-66». Из кабины выпрыгнул молодой крепкий парень, подошел к «борту» и остановился рядом, нетерпеливо наблюдая за тем, как летчики открывают дверь, как к образовавшемуся проему пристраивают трап- «стремянку»…

И едва Петр спустился на плиты аэродромного бетона, парень шагнул к нему навстречу.

— Добрый вечер! Вы «жмуриков» привезли?

Он весело скалил зубы, этот откормленный «качок», привыкший к спокойной и устроенной жизни… Как же Петр ненавидел таких самоуверенных наглецов, у которых в душе ничего святого! Он их ненавидел всегда, а теперь, когда вынужден сопровождать этот страшный «груз 200», ненавидел еще больше.

Потому что он и его парни там, «за речкой», страдали, умирали, болели, воевали, воду иной раз делили «по булькам»… А эти здесь…

— Я не привез «жмуриков»! — процедил сквозь зубы Мезенцев в улыбающуюся физиономию. — Я сопровождаю своих погибших подчиненных! Все ясно?

Встречающий улыбку чуть пригасил, но не стушевался, как того ожидал офицер.

— Да ладно тебе, лейтенант, не заводись, — сказал парень примирительно. — Я же не знал, что это твои…

Петру в полете летчики еще налили спирта. И теперь ему, захмелевшему, было неимоверно жаль себя.

— Знал — не знал… — с тоской произнес он. — Тебе этого не понять…

— Ну почему же? — спокойно возразил парень. — Я тоже своих ребят оттуда отправлял.

— Ты? — удивился Мезенцев. — Ты что же, был там, «за речкой»?

— Был, как положено, полтора года оттрубил, — опять спокойно подтвердил встречающий. — Меня здесь так и зовут — Шурави. А так я Вячеслав. А тебя, если не ошибаюсь, Петром зовут?

— Петром, — по-прежнему удивленно подтвердил Мезенцев. — А ты откуда знаешь?

— От верблюда, — незамысловато отшутился Самойлов. — Я у тебя один цинк сейчас заберу.

— Но как же…

Старший лейтенант ничего не мог понять. И единственное, на что он мог списать свою непонятливость — так это на выпитый спирт.