Исповедь шлюхи

Ехал Курдюк не слишком быстро, но местами выжимал за сотню. Так подолгу начальник районного ОВД за рулем давно не сидел, и подъезжая к стольной, понял, что притомился. Ныла спина, затекли ноги. К его удовольствию, к четырем часам дня народ ехал из Москвы, и шоссе при въезде в столицу пробок не собрало. Зато по городу он тащился как на самокате. Едва к шести пробился на Петровку.

Турин, которого Иван Александрович предупредил о своем приезде по телефону, уже начинал злиться — рабочий день кончается, а родственничка из провинции нет. Поэтому когда Курдюк позвонил ему из бюро пропусков, обрадовался и быстро скатился вниз. Они обнялись. Турин предложил Курдюку оставить свою машину на служебной стоянке и повез его домой на казенной. Но даже при наличии мигалки, спецсигнала и шустрого лейтенантика за рулем, с Петровки до Земляного вала, где жил Турин, добрались за час. Хотя нормальной езды, когда Садовое кольцо свободно, минут шесть.

— Вертолеты вам надо заводить. — Ворчал Курдюк.

Все родственные новости они друг другу успели пересказать, а начинать разговор о деле в присутствии водителя провинциальный гость поостерегся.

Супруга Турина, Валя, особым радушием не отличалась:

— Суп остыл, курица подгорела. — Встретила она мужчин и, поджав губы, отбыла на кухню. Но за обедом отошла, стала живо интересоваться родней и достала из холодильника бутылку «Гжелки». После обеда мужчины перешли в кабинет, и Курдюк в общих чертах обрисовал родственнику свою просьбу. Заодно рассказал, что у Гены Кащеева среди Солнцевской братвы есть авторитетный кореш и зовут его Алехан Казиев.

— Нет его больше. — Усмехнулся Турин.

— Как нет? — Переспросил Курдюк.

— Сводки по ведомству читать надо. — Пристыдил подполковник с Петровки провинциального коллегу.

— Расскажи деревенщине. — Сыграл в жалостливость Курдюк.

— Чего рассказывать. Алехана замочили при разборке в одной из его квартир.

— А когда это было?

Турин пытался вспомнить:

— Точно не скажу, но где-то за несколько дней перед этой заварухой..

— Перед ГКЧП?

— Да, где-то там.

— Кажется, в те же дни и Кащеев к нему в Москву подался. Уж не он ли дружка завалил?

— Не думаю. Алехан не один был. С ним трех шестерок положили. Для твоего одиночки это уж слишком. Уверен, кто-то из московских авторитетов с Казиевым разобрался. Скорее, и твоего бы замочили, попади он под горячую руку. Они из квартиры сверху, через балкон. Там хозяев повязали, но не тронули. Свидетели говорят, бандюков много было…

— Не нашли?

— Кто будет их искать?! Перебили друг дружку, нам меньше работы… Ладно, давай твои бумаги, покажу экспертам. В среду жди звонка. А сейчас спать. Мне завтра к восьми. Да и тебе со мной ехать…

Курдюку постелили тут же в кабинете. Он долго ворочался, потому что не привык засыпать под шум столичных улиц. Но все же усталость сморила. Утром хозяин отвез его на Петровку. Курдюк взял свою машину со стоянки, купил в универсаме за Таганкой ящик «Кристалловской» водки и попилил в Глухов.

* * *

— Соскучился? — Прошептала Мака и прикусила ему мочку уха. Но ответа не дождалась. Олег уселся на постель и бросил ее на себя.

— Чего это ты такой голодный? — Продолжала нашептывать девушка, успевая отвечать на его страсть. Любовник взвыл как раненый зверь и отвалился. Мака продолжала сидеть на нем: — У тебя же была баба…

— Откуда ты знаешь?

— Я все знаю, я ведьма.

— Да, я встретился с девушкой, которую знал раньше.

— И она тебя трахнула? А я, между прочем, никому не даю.

— Я тебя не просил о верности.

— А меня и не надо просить. Если у меня есть парень, который мне нравится, я не даю другим. Противно…

— Дело твое.

— Чего ты хамишь? Получил свое и хамишь…

— Прости.

— Не прощу. Отработаешь.

— Чем?

— Успеется. Выпить хочешь? — Она поднялась, достала из бара бутылку коньяка, глотнула из горлышка и протянула ему. Олег пить не стал. Она поставила бутылку на пол и улеглась рядом:

— И кто она?

— Ты о чем?

— О девушке, которую ты знал раньше…

— Ты хочешь выяснить ее имя.

— Да. Имя, фамилию и адрес.

— Зачем тебе это?

— Как зачем? Я ее убью.

— Шутишь?

— Нисколько. Я всегда убиваю соперниц, а потом делаю из них колбасу для своего кафе. — И Мака громко расхохоталась: — Испугался?

— Не надо, Мака. Мне с тобой было хорошо…

— Лучше, чем с ней?

— К сожалению, да.

— Почему к сожалению?

— Потому, что она хороший чистый человечек, а ты…

— А я шлюха. Ты это хотел сказать?

— Нет, ты не шлюха, ты мужик в юбке.

— Я с тобой без юбки, если ты заметил.

— Не обижайся. С этой девушкой я расстался навсегда.

— Из-за меня?

— Наверное, да.

— Хороший мальчик. — Мака погладила Голенева по голове, встала с постели и закурила: — Но хамство все равно должен отработать. Ты будешь завтра в мэрии?

— Да, я должен повидать Тишу.

— Вот и хорошо. Зайдешь к Стеколкину, это чиновник по недвижимости…

— Знаю, он же в мэры баллотировался, и я у него участок под дом оформлял.

— Вот и чудненько. Передашь ему одну вещицу, и скажешь, что от меня.

— Что за вещица?

— А это тебя не касается. Вещь маленькая, не надорвешься.

— Хорошо, если ты просишь… Хотя тип он скользкий…

— Они все там скользкие.

— Нет, Тиша не такой.