Туман постепенно поднимался, и солнце начинало припекать. Корольков снял телогрейку, положил ее на скамью беседки и хотел уже вздремнуть, как услышал треск мотоцикла. Мотоциклист приближался не со стороны Щеглов, а с дороги, ведущей в Глухов. Старик видел, как он переехал мост и свернул к нему. Хозяин никаких распоряжений насчет гостей не давал, но сторож на всякий случай поднялся и, прихватив костыли, из беседки вышел. Лихо развернув своего железного коня, мотоциклист притормозил у здания лодочной станции, огляделся и, заметив сторожа, газанул к нему. Внешность парня показалась Королькову знакомой. Но вспомнить конкретно, кто прикатил, он не смог. Инвалид в лицо помнил почти всех жителей города, но далеко не всех знал по имени.
Тем временем молодой человек спешился, поставил свой мотоцикл на подпорку и широко улыбнулся:
— Привет, дедушка! Не помешал?
— Как мне можно помешать, я, видишь, ничего такого здесь не делаю. — Улыбнулся в ответ сторож, обнажив несколько желтых от табака сохранившихся зубов.
— А я еду мимо, смотрю, красотища какая. Раньше тут пустой берег, а теперь и лодки, и беседка… Никак станцию открыли?
— Еще не открыли. — Ответил старик. Но восхищение парня ему пришлось по душе. Корольков с недавних пор станцию считал своим домом, и похвала парня его радовала.
Мотоциклист тем временем быстро оглядел беседку, заметил в углу, под лавкой, пустую бутылку пива:
— Вижу ты, дед, «жигулевское» уважаешь. У меня его нет, а вот пару банок немецкого всегда при себе имею. Давай их откупорим на природе.
— Ты же за рулем. Дух пойдет, — напомнил Корольков, но глазки у него засветились.
— Ничего, пока с тобой посижу, проветрится, — успокоил заботливого инвалида мотоциклист и извлек из кармана две банки: — Открывать умеешь?
— Королькова заграничным пивом иногда угощали, и он с банкой быстро управился. Парень поднялся в беседку, посасывая пиво, внимательно осмотрел причал, про себя быстро пересчитал лодки и водяные велосипеды, пристегнутые цепями к сварным перилам, после чего уселся на скамейку и позвал сторожа:
— Присаживайся, дедуля. Я на двух ногах стоять не люблю, а тебе на одной и подавно не в масть…
— Да я на трех, как видишь. — Пошутил инвалид, но поднялся и на лавку присел.
— Один скучаешь? — Поинтересовался мотоциклист.
— А чего мне скучать? Сам сказал, тут красотища. А один давно. Бабка у меня еще шестнадцать лет назад погибла, с тех пор и кукую. Привык уже…
— Я тебя в городе часто видел.
— Да я тебя тоже где-то видел, только не припомню где. — Ответил Корольков.
— Меня Игорьком зовут. — Представился парень. А где видел, там меня уже нет…
— Сидел, что ли? — Предположил сторож, оглядывая богатую татуировку на обеих руках нового знакомого. На пальцах левой руки он даже успел сложить слово «Хруст».
— Было дело. Отмотал свое. — Признался Игорек.
— Вор? — Улыбнулся дед.
— В закон не вошел, так по мелочам с малолетства. Теперь завязал. Работаю.
— Это правильно. — Похвалил Корольков, со смаком вытягивая остатки из банки: — Тюрьма сладкой не бывает. А воле человек радуется.
— Что правда, то правда… Лодку покататься не отстегнешь?
— Не могу. Хозяин такого права мне не давал. Откроем для народа, приезжай.
— Где сам-то?
— Хозяин, что ли?
— Ясное дело.
— В Москве Николай Матвеевич.
— И долго ты один на хозяйстве?
— Еще пару дней, если не задержатся. Оне там по делам.
Парень поднялся:
— Ну бывай, дед. Найду время, заскочу, угощу тебя пивком…
— Приезжай. А за угощенье спасибо. Только немецкого не вози. Слабое оно, и кислым отдает. Лучше «Жигулей» нету.
— Чудак ты, дед. «Жигулевское»-то дешевле. — Мотоциклист сбежал с крыльца беседки, крутанул ногой стартер, уселся в седло и, газанув, покатил в сторону дороги.
«Молодой, а душевный… Пивком побаловал» — подумал Корольков о посетителе. Потом долго вспоминал, где его видел. И вспомнил. Парень приезжал с молодой подружкой Кащеева, в одной из машин ее сопровождения. В тот день Мака встречалась с начальником милиции, а дед Корольков дремал в беседке. Но дремал чутко, и братков разглядел всех.
Нелидова его главный акционер огорчил. Вместо того чтобы выдать деньги на ремонт отелей, велел переправить их в Германию и вручил счет банка. Голенев пытался оставить Алексея Михайловича переночевать в Глухове, но тот торопился назад, и Олег сам повез его в Москву.
— Машинка у тебя для миллионера самая подходящая. — Морщась от грохота неисправного глушителя, поддел компаньона Нелидов.
— Да, гремит. Надо трубу заварить, все руки не доходят. — Оправдывался Голенев. По дороге они больше молчали. Бывший афганец понимал, что расстроил своего директора, но поделать ничего не мог. Деньги надо было пустить на цементный завод Постникова. Олег и начал их зарабатывать, потому что когда-то дал слово Тихону помочь со строительством. Теперь оставался последний штрих, и затормозить уже готовый к пуску комплекс было бы для него непростительно.
— Придется вернуть отели обратно. Стыдно, конечно, вроде не дети, но жизнь есть жизнь. — Грустно рассудил Нелидов.
— Давай пока подождем, вдруг я что-нибудь придумаю… — Ответил Олег.