Исповедь сталиниста

- Сиюминутной воле?! Ну, знаете, Иван Фотиевич, этак у вашего дитяти, я имею в виду роман в целом, голова может оказаться дегенерата, тело рахитика, а ноги карлика! - Леонид Максимович на минуту отлучился из кабинета и принес прозрачный целлулоидный круг с отверстиями по ободу, линейку и большой лист бумаги, на котором в начертанном круге было множество перекрещивающихся линий и каких-то надписей.

И стал объяснять, как он работает над планом романа. Продумывая сюжет, находит логические точки соприкосновения героев книги в конфликтах, в действии, определяет взаимосвязи событий, композицию и т. д. Все это запечатлевалось им в круге линиями и надписями.

- Пока я не выношу в себе роман в подробностях, не продумаю все, что в нем происходит, его главный смысл, философию, пока не перескажу все Татьяне Михайловне{13}, за письменный стол не сажусь!

Думаю, что неуклюже оправдывался я перед нашим живым классиком. Доказывал ему свое: если в деталях знаю, что и как должно случиться в моей задуманной повести или в рассказе, мне писать не очень интересно. А когда на бумаге, под моим пером, начинают появляться картины, характер героя, они уже сами ведут меня... Поступки диктуются рождающейся человеческой натурой...

Леонов не возражал, но смотрел на меня с сожалением.

Но я действительно говорил ему тогда свою правду. Вот и сейчас, работая над этой книгой, я буквально принуждаю себя сидеть за письменным столом. Мне кажется, что в моих усилиях отсутствует элемент творчества, ибо труд мой слагается главным образом из напряжения памяти, пересказа былых, известных мне со" бытии, расшифровки давних блокнотных заметок...

Когда я уходил из дома Леонида Максимовича, он вдруг обратился ко мне с неожиданной просьбой:

- Вы бываете у Молотова. Спросили бы у него, почему во время войны он запретил спектакль по моей пьесе "Золотая карета"?..

Об этом я услышал впервые и поразился: мог ли Вячеслав Михайлович позволить себе такое?..

* * *

Обычно, собираясь к Молотову, я готовил вопросы, которые должен был задать ему, исходя из того, какие события войны описывал в то время. Старался избегать в своих вопросах проблем, связанных со злобой дня, дабы не вынуждать Вячеслава Михайловича нелестно высказываться, что он нередко себе позволял о тогдашнем руководстве страны и партии: оба мы знали, что его дача, как и квартира на улице Грановского, прослушивается. Впрочем, Молотов этому, как мне казалось, не придавал особого значения и не стеснялся разного рода критических суждений о событиях в стране и нелестных оценок деятелей Кремля и Старой площади. Я же, как "продукт своего времени" с армейской закваской, побаивался таких разговоров и уклонялся от них.

На этот раз я застал Молотова стоящим посреди клумбы у крыльца дачи. Он рассматривал цветы.

- Любуетесь? - спросил я, поздоровавшись.

- Коротаю время, вас дожидаясь.

- Извините, чуток опоздал. Охранница не пропустила такси на территорию дачного поселка.

- Я сейчас позвоню! - Вячеслав Михайлович шагнул к крыльцу.

- Спасибо. Не надо. Я уже отпустил машину.

- Тогда идемте в дом или для начала прогуляемся по лесу?

- Давайте прогуляемся, - предложил я. - Только, с вашего разрешения, отнесу на кухню портфель.

- Вы неисправимы, - горько усмехнулся Молотов, догадываясь, что у меня в портфеле, как обычно, вино, фрукты, еще кое-что из съестного. Всем нам, кто навещал Вячеслава Михайловича, было известно, что он получал тогда самую мизерную пенсию (126 р.), жил бедно, и мы не считали возможным приходить к нему с пустыми руками.

Вскоре мы неторопливо шагали по асфальтовой дорожке вдоль забора, отделявшего дачный поселок от железнодорожной платформы Ильинское. В руке у Молотова - изящная темная трость; он любил напоминать, что ее подарил ему бывший британский посол сэр Арчибальд Керр.

- Ну, что нового в литературе? - с привычной для него иронией спросил Молотов. - Новый Чехов не объявился?

Я тут же вознамерился сказать, что на днях гостил у Леонида Леонова и тот интересовался причинами запрета в войну его "Золотой кареты". Но вдруг из кустов, подступавших к дорожке, с треском вырвалась овчарка, зажав в клыках палку и таща за собой мальчишку, который держал собаку на поводке. От неожиданности мы остановились, потеряв нить нашего разговора. А когда зашагали дальше, Молотов спросил:

- Остался у вас в книжке эпизод о Сталине и Берии на Холодной речке?.. Ну, помните, я рассказывал: Коба и Берия, вот так, как мы с вами, гуляли по дорожке, а из кустов вдруг грянули два выстрела?

- Помню! Берия вначале прикрыл собой Сталина, а потом кинулся в кусты и застрелил там двух охранников.

- Верно.

- Изъяли из романа этот эпизод - цензура вырубила.

- А вы знаете, что Сталину тогда откуда-то стало известно, что этим бойцам было приказано пальнуть вверх холостыми патронами - якобы для проверки бдительности и боеготовности охраны?

Мне было об этом известно, однако я спросил о другом:

- Как же Сталин мог простить Берии такую чудовищную провокацию?.. Да еще убить безвинных...

- Берия страшный был человек... Опасный...

- Вы говорили об этом случае со Сталиным?