Исповедь сталиниста

Вот один из примеров... Когда Михаил Шолохов вернулся из Швеции после вручения ему там Нобелевской премии, правительство дало в его честь в особняке на Воробьевых горах банкет, на который была приглашена и группа московских писателей. Перед началом приема мы, курильщики, толпились в нижнем вестибюле, разговаривали о разном. Выкурив сигарету, я пошел бросить окурок в урну и лицом к лицу столкнулся с маршалом Ворошиловым. Он был одет в темный гражданский костюм, висевший на нем мешковато. Маршал заметно исхудал, постарел, лицо его было дряблым, седые усы, седая и жидкая шевелюра. В глазах грусть и какая-то тяжкая озабоченность.

- Здравия желаю, товарищ маршал! - поприветствовал я Климента Ефремовича, отступив в сторону. Он остановился и вопросительно посмотрел на меня.

- Маршал плохо слышит! Ты громче с ним, - посоветовал Николай Грибачев, дымивший рядом изящной трубкой.

Я кукарекнул громче:

- Здравия желаю!..

- Зачем ты куришь? - перебил Ворошилов. - Зачем травишь себя?

Я бросил окурок и растерянно заулыбался, вглядываясь в морщинистое лицо легендарного маршала.

- Привычка, Климент Ефремович. Сам бы рад бросить, да не получается.

- Прояви характер!

- Вон у Грибачева характер покрепче моего, - я указал глазами на стоявшего рядом Николая Матвеевича - нарядного, наглаженного; его лысая голова прямо сияла в лучах люстр. - Но ведь тоже курит!

- А в голове что у твоего Грибачева?! - Ворошилов почему-то сердито постучал себя пальцем по лбу.

Послышался чей-то смешок. Грибачев же, обиженно сверкнув глазами, откликнулся:

- Климент Ефремович! У меня в голове не меньше, чем у Стаднюка! Я тоже всю войну прошел!..

- Вы Стадник? - переспросил меня Ворошилов, не обратив внимания на допущенную им бестактность по отношению к Грибачеву.

- Стаднюк! - поправил я маршала.

- Это вы пишете о Западном?.. Вы у Павлова служили в оперативном управлении или разведывательном?

- Никак нет!.. Войну встретил в мотомеханизированной дивизии!

- В дивизии?! - Климент Ефремович смотрел на меня с недоумением и, как мне показалось, с упреком. - С командного пункта дивизии увидишь немногое...

Ничего больше не сказав, он с хмурым лицом направился к лестнице...

Я вначале не понял, что означали слова Ворошилова и чем не понравился ему мой ответ. Потом родилась догадка: кое-кому казалось, что взялся я не за свое дело. Не суйся, мол, со свиным рылом в калашный ряд; мыслить самыми высокими военными категориями тебе не по зубам.

Запомнилась еще одна занятная и несколько загадочная для меня ситуация.

В зале заседаний министра обороны маршала Гречко, кажется в конце 1973 года, обсуждался один из очередных томов Истории Великой Отечественной войны. Присутствовали члены редакционной комиссии многотомника, консультанты и работники секретариата. Когда я, будучи консультантом некоторых томов, вошел в зал, он был уже переполнен. Направляясь в глубину зала искать место, услышал, что меня окликнул генерал армии Иванов Семен Павлович - мой добрый знакомый. Он указал на свободный стул рядом с собой. Я заколебался, смущаясь оттого, что по соседству с ним сидел маршал Москаленко. Но Семен Павлович требовательно и строго указывал рукой, куда я должен сесть. Пришлось подчиниться.

Надо сказать, что за внешней суровостью генерала армии Иванова скрывались необыкновенная сердечность и доброта. Можно было поражаться и его острому уму, весьма натренированному мышлению в оперативно-стратегической сфере, умению очень точно формулировать свои концепции войны и военного искусства, давать объективные оценки полководческим качествам того или иного военачальника, характеристики театрам военных действий.

В то время разнесся по Москве слух, что Молотов якобы издал книгу своих воспоминаний, названную "Тридцать лет со Сталиным". Семен Павлович, зная о моих встречах с Молотовым, стал расспрашивать, что мне известно об этом. Я сказал, что Вячеслав Михайлович еще только собирается сесть за мемуары, но будет писать, как он говорил, о своей жизни в дореволюционный период. А не так давно Вячеслав Михайлович закончил книгу об экономических проблемах социализма и послал ее в ЦК. Но оттуда пока никто не откликнулся.

Маршал Москаленко Кирилл Семенович прислушивался к нашему перешептыванию, а потом, когда понял, что речь идет о Молотове, вдруг наклонился к Иванову и спросил:

- Слушай, Семен Павлович, что это за писатель объявился - Стаднюк? Который о начале войны пишет?

Иванов скосил на меня глаза и хитро заулыбался:

- А в чем дело? Ты побить его хочешь?

- Понимаешь, он рассказывает о Сталине так, как будто у него под столом сидел и подслушивал... Да и о Молотове. Откуда он все знает?! - В словах маршала я уловил явное раздражение и даже недоброжелательность.

- А ты спроси у него самого, - со смешком, но уже встревоженно ответил Иванов. - Вот он между нами сидит.

Москаленко отпрянул от меня, будто обжегся о мое плечо, лицо его порозовело:

- Это вы и есть тот самый Стаднюк? - он смотрел растерянно и как бы с недоверием.