Исповедь Стража

Отвернулся и пошел в город. Добрел до расколотой чаши фонтана. Опустился на обломок белого камня. Чудовищная тяжесть легла на плечи. Он склонился над чашей, плеснул в лицо ледяной воды. Сидит, ссутулившись, словно постарел на тысячу лет; длинные пальцы машинально перебирают жемчужины в хрустально-прозрачной воде…

«Морготовы твари! Убийцы! Будьте прокляты!»

«Мы освободили силу, с которой нам не совладать».

Снова — как прикосновением раскаленного железа обожгло это — «мы».

«Твои ученики — Люди, защитники. Мои — орки, убийцы. Проклят я, Учитель, — твое имя пятнаю кровью и грязью, что хуже крови. Почему ты надеешься на меня, Учитель? Что делаю я? Раны тела твоего, раны души твоей — из-за меня. Проклинают тебя — из-за меня. Ты был прав тогда — мне не место среди творцов…»

Воины стояли поодаль. Кто-то запел тихо, глухо и медленно, и против воли Гортхауэр прислушался…

Крылатая Тьма, где рыцарь твой?

Твердыня Тьмы, где защитник твой?

Звездный меч, где рука,

Что сжимала твою рукоять?

Конь под седлом — черный ветер,

Где всадник твой?

Не поднимет воин чаши с вином,

Не преломит с друзьями хлеб -

Чужая земля приняла его…

Вестник скорби летит сквозь ночь,

Кровавый лоскут на копье его,

Кружит птица-печаль в вышине

Над опустевшим домом твоим…

С ярким рубином не сходна стылая кровь.

Сколько коней вернутся без седоков?

Кто сложит песни о павших в этом бою?

Над кем склонится завтра черное знамя?

Руку, сжимавшую меч, не разжала смерть,

Кровью омытые звезды — дорога твоя,

Всадник, летящий во тьму на крылатом коне…

Глядя вслед уходящему в Ночь,

Мы поднимаем к звездам глаза.

Избранник уйдет молодым,

С улыбкой вступив на неведомый путь.

Живым остается памяти седина

И горькая чаша у губ,

И горечь разлуки…

…Черные тени, крылатый вихрь темного пламени — быстрее южного ветра… Черные всадники — стая птиц над спящей землей, летящая к северу. И выпущенной из лука стрелой — впереди, на не знающем усталости легконогом коне — Ученик, Крылатая Ночь, Повелитель Воинов, Меч Мелькора — Гортхауэр. Лицо — белая застывшая маска гнева и боли.

«Что я сделал? Как взгляну тебе в глаза, Учитель? Что ты скажешь мне? Моя вина… Ты должен знать; потом — делай что хочешь, все равно… Учитель…»

Он докладывал коротко и четко. Вести были страшными. Немногие из народа Кирдана сумели уйти, земли Синдар на юго-западном побережье обратились в пустыню, из Черного Отряда в Аст Ахэ вернулась лишь половина.

Он замолчал и поднял глаза на Властелина — осужденный, ожидающий приговора.

— Ты сделал, что мог, Гортхауэр. Благодарю тебя.

Он ждал других слов.

«Зачем ты щадишь меня, Учитель? Я готовил к войне этих тварей, я привел их в твое войско. Чем я лучше Курумо? Ты был тысячу раз прав: я — такой же, как он…»

Глаза в глаза: твердый спокойный взгляд Черного Валы, отчаянный и обреченный — его Ученика.

«Не вини себя. Да, это был страшный, жестокий выход. И — единственный. Люди не выстояли бы против Нолдор. Ты был прав».

«Нет, нет, Учитель! Ведь все деяния орков ставят в вину тебе, а приказы отдаю я. Из-за меня тебя считают врагом, жестоким и злобным. Тебя! Разве ты хотел войны? Разве ты учил ненависти?»

«Ученик мой, хотели мы того или нет, но война идет. Страшнее всего, что в ней гибнут те, ради кого она ведется. Но как остановить войну? Поверь, будь это в моих силах, я давно сделал бы это. Но подумай — не будь нас, не будь Аст Ахэ, что изменилось бы? Что изменится, если я уйду в Валинор, буду молить моего брата о прощении, раскаюсь в своих деяниях?»

«Учитель, что ты, о чем ты?»

«Эльфы будут сражаться с Людьми за власть над Артой. Нолдор, Высшие Эльфы — с Синдар, которых презирают в душе, которые мешают им властвовать над Белериандом. Эдайн — с теми людьми, которых считают неверными, низшими. Орки — со всем миром».