Исповедь свекрови, или Урок Парацельса

Пока Саша мысленно причитала, гостья ела борщ. Сосредоточенно ела, с удовольствием. Надо полагать, с уважением к нему, к борщу, который, как выяснилось, не просто свекольная похлебка, а созвучие цвета и запаха. Съела все, до последней капельки. Взяла тарелку в ладони, протянула ей с просящей улыбкой:

— А можно мне еще, Александра Борисовна? Очень красиво… Ой, то есть я хотела сказать, очень вкусно!

— Не торопись, Наташк… — остановил ее порыв Лева. — Я думаю, у мамы в загашнике наверняка котлетки имеются. А мамины котлетки — это, я тебе скажу, что-то с чем-то! Это уже отдельная песня! Там столько созвучий найдешь, что мы с мамой за уши тебя от стола не оттащим!

— Конечно, сынок, и котлетки у меня есть… — скромно потупила Саша очи, польщенная его похвалой. Встала со стула, подошла к плите, подняла крышку со сковородки, понюхала на всякий случай. — Вот они, разогретые уже, с картошкой. Сейчас я вам положу…

— Это что, как бы на второе, да? — прозвучал ей в спину восхищенный Наташкин голос.

А когда повернулась от плиты и поставила на стол тарелку с котлетами, Наташка глянула так, будто эти котлетки были ее наивысшим женским и человеческим достижением. Нет, с одной стороны, приятно, конечно. Взгляд у девушки вполне искренний, тут уж без обмана. А с другой стороны… Все это выглядит несколько странновато, если не сказать больше.

А может, она из голодной многодетной семьи? Или вообще детдомовская? Или впрямь — немного не в себе? Надо бы выяснить как-то…

— Наташа, а чем вы занимаетесь? Учитесь где-то или работаете? — Саша постаралась придать голосу нотку непринужденного любопытства, в то же время понимая, что получается все наоборот. То есть любопытство вышло наружу тревожным, готовым встать в защитную стойку.

Лева тоже это почувствовал, поднял бровь, глянул на мать удивленно. Вроде того — куда тебя понесло с пугливыми эмоциями? И ответил сам, прижав Наташкину ладошку к столу:

— Мам, к Наташке можно на «ты» обращаться, не выкай, она пугается. А относительно твоих вопросов… Она учится, мам. В следующем году заканчивает архитектурно-художественную академию.

— Левк, ну чего ты, я сама… — вдруг выдернула ладонь из-под его руки Наташка, глянула ей в глаза. — Вы спрашивайте, Александра Борисовна, я нисколько вас не боюсь! Да, я в художке учусь, на факультете дизайна…

— А, понятно… — улыбнувшись, покачала головой Саша. — А направление какое? Промышленный дизайн? Дизайн костюма?

— Нет. Я выбрала дизайн среды. У меня дипломная работа будет на тему колористическая гармонизация городской среды. Там более длинное название, конечно…

— Наташка очень талантливая, мам, — снова заторопился с ненужными объяснениями Лева, — ее уже на работу в крутую фирму пригласили, представляешь? Диплома еще нет, а на работу уже пригласили. Так что ты не удивляйся, если она что-нибудь непонятное выкинет. А вообще она девушка спокойная, вещь в себе. Главное, ее надо кормить вовремя, иначе забудет и станет умирать с голоду, и сама не поймет, отчего умирает.

— Ну, Левк! Перестань! Чего ты меня так… Не верьте ему, Александра Борисовна…

— Да ладно, это уж ваши дела. Чай будете? У меня конфеты вкусные есть…

После чая Наташка осоловела. Сидела, откинувшись на спинку стула и сложив ладошки на худосочном сытом животе, смотрела в кухонное окно мутным синим глазом. Глядя на гостью, Саша поневоле вспомнила чеховскую Каштанку — у него там собачка, кажется, опьянела от еды? Вот и Наташка — опьянела. Да она и похожа на ту самую Каштанку! Такая же дворняга с рыжинкой… Только талантливая, как выяснилось. Но Каштанка тоже была талантливая, прости, господи, за сравнение…

— Мам, мы к себе пойдем! — потянул за собой Наташку, вставая из-за стола, Лева. — Спасибо, все было очень вкусно.

— Да, Александра Борисовна, спасибо… — эхом вслед за Левой пролепетала Наташка, — все было очень вкусно…

Саша кивнула машинально им в спины. Так и осталось на кухне послевкусие Левиной фразы — мы к себе пойдем…Что значит — к себе? И что значит — мы? Эта дворняжка, выходит, здесь намерена остаться? Ничего себе дела… А как с ней рядом существовать-то?

Мушка, почуяв ее настроение, тявкнула под столом, запричитала сердито — р-р-р, нга-нга-нга… Саша топнула ногой, прикрикнула на нее, выплескивая из себя скопившуюся досаду:

— Да замолчи, слышишь? Ты еще тут… И без тебя вижу, что все хреново…

* * *

Да, Наташка осталась. А как еще понимать, если к ужину парочка из своей комнаты не выползла? Уже засыпая, Саша услышала, как скрипнули половицы в коридоре, как хлопнула дверца холодильника под аккомпанемент Левиного бормотания да тихого Наташкиного подхихикивания. Подумалось в полусне — надо же, хихикать умеет, как всякая нормальная девчонка. Вежливо хихикает, почти шепотом. Нет, и на этом спасибо, конечно, но все равно… Лучше бы в другом месте хихикала. И с кем-нибудь другим. И вообще, как-то неправильно все с этой Наташкой, как-то не так…

А утром столкнулись лоб в лоб с Левой на кухне:

— Доброе утро, мам! Как спалось?

— Да как тебе сказать…