Но шли дни, а мы не двигались с места. Папа Александр, столкнувшийся с таким безобразным недоверием, тоже не пожелал отдавать 100 000 дукатов, прежде чем я хотя бы прибуду в Феррару, ведь до той поры наш брак существовал только на словах. Обиженный отец не доверял герцогу. Мало того, наступил день, когда торг надоел папе Александру, он в гневе объявил послам, что не желает больше слышать о свадьбе, и назвал герцога мошенником!
Папа Александр был прав, герцог Феррарский сделал все, чтобы, дав согласие, наш брак развалить до его заключения.
Я уже открыла рот, чтобы поддержать отца, и вдруг увидела усмешку Чезаре. Это был тот редкий день, когда брат присоединился к нам, пообещав отцу не произносить ни слова. Я поняла, как долго и как больно брат будет издеваться над моим поражением, насмехаться из-за моей поддержки требований несостоявшихся родственников, моим унижением и моей беспомощностью. Я даже знала, что он скажет, мол, хотела отказаться от имени Борджиа? Но кому ты нужна, кроме своей семьи?
Тогда я попросила отца подождать ответ герцога и написала возможному свекру сама.
На сей раз я не ждала ничьего совета, и мне пригодилась отменная латынь, чтобы сдержанно, но гневно выразить свои чувства. Я укоряла герцога Феррарского в том, что он подвергает меня унижению своим торгом, и вопрошала, почему он не доверяет моему отцу и что сделал бы сам на месте папы Александра. Разве отправил свою дочь к чужому пока человеку, отдав огромное приданое всего лишь в надежде на заключение будущего брака? А еще спрашивала, почему он, сомневаясь хоть в чем-то, позволил обсуждать возможность заключения этого брака и как надеется обрести доверие со стороны моей семьи после такого торга.
Герцог ответил весьма теплым письмом, в котором хвалил меня и мою дипломатичность, утверждал, что не сомневается во мне совершенно, как и в моих способностях стать настоящей герцогиней Феррары и хозяйкой дворца, но испытывает со всех сторон такое давление, что вынужден оговаривать каждый шаг.
Позже я поняла, что Эрколе д’Эсте действительно подвергался немыслимому давлению со стороны родственников, например император Максимилиан запретил ему высылать за мной эскорт!
Но когда эскорт все же прибыл, возглавлявший его Ипполит д’Эсте, мой будущий деверь, озвучил еще одно безобразнейшее условие. У меня много драгоценностей, папа Александр щедро дарил украшения, целая шкатулка осталась после первого брака, не меньше после брака с Альфонсо Арагонским, многое я получила теперь в качестве подарков от отца и Чезаре, подарила украшения мама. Феррарских родственников интересовало, кому перейдут мои драгоценности, стоимость которых заметно превышала размеры остального приданого, и те, которые я должна буду получить как герцогиня Феррарская, в случае если… Семья д’Эсте желала все оставить у себя!
«В случае если…» подразумевало не только мою смерть, но любую ошибку, то есть в Ферраре за мной намеревались следить десятки придирчивых глаз и столько же языков готовы подхватить любой гадкий слух, не задумываясь о его содержании. Я избавлялась от Рима, но не избавлялась от проклятия имени Борджиа!
Но и выхода тоже не было, все зашло слишком далеко, мои родственники, вернее будущие родственники, насладились нашим унижением сполна и еще намеревались наслаждаться. Я уже поняла, что в Ферраре меня не ждет никакой спокойной жизни, никакой спины супруга, за которой можно спрятаться, никакой любви родственников.
Я прошипела сквозь раздвинутые в улыбке аспида губы прямо в красивое лицо кардинала Ипполито:
– Когда я стану настоящей герцогиней Феррарской, вам всем будет очень стыдно! – Повернулась к отцу и со смехом попросила подписать все бумаги: – Со мной ничего не случится. Борджиа яд не берет!
Феррарцы испытали потрясение, хотя никому бы в этом не признались. А я теперь родственников за перенесенные незаслуженные унижения просто ненавидела. И презирала за алчность и желание заработать на мне как можно больше дукатов.
Изабелла Мантуанская, моя будущая золовка, приставила шпионить за мной в моем собственном доме мерзкого Иль Прете. Когда моя служанка Лаура призналась, что он пытался подкупить ее, чтобы проникнуть в спальню в мое отсутствие, я приказала тайно от всех привести этого червяка. Он был изумлен приглашением в спальню дамы, но подчинился, вероятно намереваясь использовать свой визит, чтобы пустить очередной грязный слух. Понимая, что это может случиться, я попросила прийти и кардинала Лиссабонского, заподозрить которого из-за его очень почтенного возраста и безупречной репутации в связи со мной не пришло бы в голову даже самому отъявленному лгуну.