Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения

Поинтересовавшись у Иль Прете, что именно он хотел увидеть в спальне, когда подкупал мою служанку, я предложила осмотреть все в моем присутствии, чтобы подробно описать мои покои его госпоже Изабелле. Воспользовавшись растерянностью и замешательством шпиона, я посоветовала ему впредь, если вознамерится подкупить моих слуг, увеличить вознаграждение в сто раз, поскольку предложенное им оскорбительно даже для моей служанки. И у него на глазах подарила Лауре перстень с огромным камнем – за верность. К чести служанки, она попыталась вернуть мне его, как только за нежеланным гостем закрылась дверь, но я не приняла со словами, что действительно ценю верность, которая редка в жизни вообще, а в Риме особенно.

Вспоминать свадьбу без жениха не хочется. Феррара не так далеко от Рима, Альфонсо д’Эсте мог приехать за мной сам, чтобы подчеркнуть уважение к моей семье и мне самой, но как ожидать уважения от того, кто об этом и не мыслит?

Мой отец купил для меня наследника Феррары в качестве супруга, но это вовсе не означало, что я тоже стану герцогиней Феррарской. Зато значило, что в новой семье будут следить за каждым моим шагом и малейшая оплошность будет раздута до размеров преступления, чтобы лишить меня всего.

Теперь я ехала в Феррару не скрываться от брата и сплетен за спиной супруга, не ради семейного счастья, которое было просто невозможно, не ради надежного положения герцогини, а воевать. Я знала, что предстоит настоящая война с моими родственниками, война за свое место в жизни, в Ферраре, за влияние, за саму возможность и впрямь не быть отравленной ради приданого.

Но обретя решимость завоевать свое место, я потеряла отца. Последние слова, услышанные от него, были не словами поддержки и ободрения, а вздохом:

– Зря ты согласилась, я бы нашел тебе прекрасного мужа в Испании. А с Феррарой разобрался бы Чезаре.

Глядя на своих надменно косившихся на меня новых родственников, я думала, что, возможно, он и прав…

Позже, когда я была очень больна из-за отвратительного климата и бесконечных выкидышей, отец не поддержал меня, посоветовав герцогу просто увеличить мое содержание, чтобы мне сразу полегчало. Узнав об этом письме, я поняла, что осталась совсем одна. Но я все равно Борджиа и от этого имени не откажусь никогда!

За приданое, которое везли вместе со мной в Феррару, можно было купить не только герцога и его наследника, но все их герцогство. Ни одна невеста короля не приносила таких денег своему супругу, но сразу же после прибытия начался еще один торг: оказалось, что вес дукатов Рима и тех, что использовали в Ферраре, различен. Герцог вспомнил об этом, когда мы были перед алтарем. Расчет верен, я снова прошипела сквозь зубы:

– Вы получите все сполна!

Не получил, потому что я сумела завоевать свое место, брат своей жестокостью сыграл мне на руку, а отец доплачивать не намеревался.

Могла ли я любить мужа? Ничуть. Брак с самого начала задумывался как брак по расчету. Кроме того, мой супруг не сделал и шага навстречу, наоборот, как мог отказывался от супружества со мной.

Любить родственников? Еще меньше.

Что я увидела, приехав в Феррару, вернее, еще по пути?

Сначала все шло прекрасно, особенно в Сполето, где меня помнили со времени губернаторства. Было приятно почувствовать любовь горожан, их приветливость меня сильно обрадовала.

Но впереди был Урбино.

Ни малейшей моей вины в том, что папа Александр сначала вынудил герцога Урбинского Гвидобальдо Монтефельтро помогать моему бездарному брату Хуану, а потом, когда по вине Хуана герцог попал в плен к французам и содержался в настоящем каменном мешке, отец пальцем не пошевелил, чтобы собрать за него выкуп. Я не виновата, что первой женой моего первого мужа Джованни Сфорца была сестра герцогини и что она умерла при родах.

Я не была виновата, но таковой себя чувствовала, ведь я Борджиа, а значит, должна отвечать за всю семью.

Герцогиня Урбинская не была красавицей – длинное, словно нарочно вытянутое, но при этом широкое лицо, полусонные глаза, верхняя губа больше нижней. Но все недостатки внешности исчезали, стоило услышать ее низкий голос или посмотреть в эти спокойные глаза. Элизабетт Гонзаго по праву слыла красавицей и умницей и заслуженно была любима своим мужем синьором Монтефельтро. Она сумела обойтись без помощи моего отца и наделала долгов, чтобы выкупить своего супруга у французов.

При встрече со мной герцогиня и герцог Урбинские продемонстрировали, что относятся к человеку не исходя из его имени и родственников, а по его личным качествам. На время остановки в Урбино они уступили мне свой дворец, устроили в мою честь праздник и ничем не намекнули на недостойное поведение моих родных, словно я и не была сестрой Хуана и дочерью папы Александра.