– А как же я? – вдруг подает голос Лоти, молчавшая все это время. – Я же отсюда сама не выберусь. Да, ты говоришь, что всякий может научиться, но сейчас-то я пока не научилась!
– Мы можем взять тебя с собой, – говорю я в сильном смущении – как я посмела забыть…
– Не знаю, хочу ли я этого… Все-таки Кармэль моя родина, какой бы он ни был – я люблю его и желаю ему блага. И потом, ты сама учила меня, что свеча нужнее там, где ночь, а не там, где день…
– Тогда, может быть, оставим Гитранна тут, а я…
– Лотиа-Изар совершенно права, – неожиданно твердо и уверенно говорит Гитранн. – Грош цена нам и нашей силе, если мы сбежим из Города-под-Тенью в день праздника. Никто не называет сделанной неоконченную работу, а мы сейчас в ответе за тех, кому подарили надежду.
– Я просто боюсь за тебя, – тихо выговариваю я. – Страшно: вот снова придет ночь, и ты опять начнешь путать сон с явью…
– Теперь не начну, – он кладет руку на мое плечо. – Я верю в себя – и в тебя. Неужели вдвоем не отобьемся?
– Втроем, – вмешивается Лоти. – Возможно, и я кое-что смогу, если очень понадобится.
– Все, сдаюсь, – я, смеясь, поднимаю руки. – Убедили, пристыдили, разбили наголову, уличили и возымели. Еще часок посидим – и возвращаемся в Кармэль.
Обратный переход проходит легко, как и любое возвращение в знакомое место. Шаг – и мы уже в бурьяне между полуобвалившейся галереей Ассы и сараями.
– Который час? – тут же озабоченно спрашивает Лоти. – Я должна быть в Залах самое позднее в половине шестого.
– Тогда тебе бегом надо бежать, – отвечает Гитранн. – Поторопишься, так успеешь. Но все-таки жалко, что вечером тебя не будет на лестнице.
– Зато у меня был этот день в лесу, – расцветает улыбкой Лоти. – Лучшего праздника и придумать невозможно. А про вас на лестнице мне обязательно кто-нибудь расскажет.
Она машет рукой и быстро исчезает в пыльном переулке, а мы с Гитранном направляемся домой. Я иду рядом с Ним и поражаюсь, как изменились Его осанка и походка – теперь это легкая, скользящая поступь Нездешнего, и потрепанный плащ не висит занавеской, а изящно лежит на Его плечах, и глаза сияют. Когда мы проходим через двор, у Ассы и Китт, сидящих на шаткой скамеечке возле дома матушки Маллен, при взгляде на Него вырывается восторженное «ой!».
Дома мы долго смотрим друг на друга и молчим. Что бы и как бы теперь ни сложилось, но видно, нашей жизни вдвоем уже не быть такой, как прежде. Этого нового Лугхада – нет, не Лугхада, а Магистра Гитранна – я никогда не посмею гонять по дому тряпкой и обзывать наглой рыжей мордой. А Он сам – захочет ли, чтобы и дальше одежду Ему стирала Жрица Танцовщица? И уж точно никогда больше не возьмет за руки и не будет упиваться несовершенными моими Словами – пришел конец безумной и немотивированной мистике наших ночей…
А я, если честно, уже настолько привыкла к этой жизни, что даже память о Флетчере как-то потускнела, расплылась, даже закралось сомнение – да нужен ли мне именно он, или мне все равно, при ком числиться и с кем меняться энергией души? Во всяком случае, теперь наши уличные спектакли и беготня от полиции в разных версиях Города кажутся мне лишь игрой, восхитительной, но необязательной… А еще точнее – репетицией, подготовкой к тому настоящему, чем стала для меня кармэльская Лестница в Небеса.
Между прочим, хоть я и вернула Его Камень на место, Огонь из Него тоже никуда не делся, я не перестаю его ощущать. Так теперь, похоже, и останется причастность сразу трем стихиям. Редкая и чрезвычайно ценная информагическая структура, в Братстве таких людей называют Корректорами…
– Спасибо тебе за все, – нарушает Он молчание. – Когда-то давно я слышал легенду о древней языческой богине, которая сошла в ад, чтобы вывести оттуда своего возлюбленного. Но она сделала это ради того, кого любила, а ты…
– А что я? – вздыхаю я тяжело. – Я как все, ничем не лучше твоей богини. Между прочим, ты сам меня позвал, а я только откликнулась.
– Как это позвал? Когда?
– Не знаю когда. Я услышала твой зов шестого мая, в Башне Теней. Мне было очень плохо и тяжело – и я услышала Смерть Воды, не зная, что это такое. А потом пошла и поклялась спасти одного великого менестреля, если мне за это будет возвращен другой.
– Кто он… этот другой? Ты любишь его?
– Его зовут Хэмбридж Флетчер. Здесь, в Кармэле, я ни разу не произносила этого имени.
– Я не знаю его. Он смертный?
– Ты прекрасно знаешь его – он тоже Помнящий, – заминаюсь на секунду, но все же решаюсь: – Хейнед Виналкар, прозванный менестрелем-наемником.
– О, Хейн Голос Ночи! Наслышан, хотя встречаться и не доводилось – у нас разные сферы влияния. Но вообще-то в мое время он входил в первую пятерку некой неписаной иерархии Ордена.
– А для меня он первый и единственный, – я опускаю взгляд. – Вторая и лучшая половина души моей.
– Что ж, выбор, достойный Танцующего Пламени, – Он легко поднимается. – Ладно, сегодня твой день рождения, и я не хочу, чтобы ты думала о грустном. Сколько там еще осталось до шести часов?